Форум » » Переведенные фанфики от Инны ЛМ » Ответить
Переведенные фанфики от Инны ЛМ
Инна ЛМ: Нечто вроде возвращения домой (A Sort of Homecoming, автор – Trisse, оригинал – на Fanfiction.net, раздел ER) Перевод – Инна ЛМ От переводчика (необходимые предуведомления): 1. Я не являюсь профессиональным переводчиком или литератором. 2. Эта повесть – не Луби (сторонники пары «Лука – Эбби», вы предупреждены заранее). 3. В сценах с участием отца Луки много построенных неправильно фраз, непреднамеренных каламбуров и многозначных выражений, вызванных тем, что он плохо знает английский язык и, в частности, употребляет без предлогов те глаголы, смысл которых меняется в зависимости от соответствующего предлога (например, «care» может означать как «заботиться, ухаживать», так и «дорожить, привязаться, быть неравнодушным»). Я постаралась по возможности сохранить эти особенности его речи при переводе, как и языковые ошибки других действующих лиц. В тех случаях, когда подобная игра слов принципиально непереводима, в тексте даются пояснения в двойных скобках (( – Примеч. пер.)). Таким же образом выделены и прочие комментарии, показавшиеся мне необходимыми. 4. Сохраненное мною авторское разделение на главы выглядит довольно условным; названия у них отсутствуют, и, вероятно, автор понимал под главами просто последовательно публикуемые части текста, а не логически и сюжетно обособленные фрагменты. * * * * * * * * * * * * * * * * * Глава 1. Картер поморщился от ужасного зловония в хижине и подошел к телу, лежавшему на полу. Оно было накрыто одеялом, испещренным пятнами грязи, так что нельзя было даже определить, где голова или ноги, но то, что было под одеялом, дрожало, или, скорее, безудержно тряслось, так что оно было живо. Теперь оставалось только выяснить, Лука ли это. Картер присел на корточки рядом с ним и окликнул Луку по имени, сначала мягко и тихо, потом более твердым тоном. Тело не шевельнулось, и Картер понял, что ему придется снять одеяло, если он хочет узнать правду. Его рука на мгновение помедлила на полпути – почему-то он не мог заставить себя прикоснуться к ЭТОМУ. Что, если это не Лука? Придется начинать поиски заново. А что, если это он? Внезапно Картер взялся за одеяло и отвернул его, покривившись от вони. Его взгляду предстал темноволосый мужчина, покрытый грязью и засохшей кровью, лежавший в позе эмбриона. Картер не мог разглядеть его лица, поэтому взял его за плечо и перевернул. Человек застонал, и Картер уставился на осунувшееся лицо, искаженное болью. Это был Лука. У него был синяк на лбу, один глаз был подбит и сильно распух. Джиллиан присела рядом с Картером, охватило лицо Луки ладонями и назвала его по имени. Раз, другой, третий. Лука не открыл глаза. Казалось, что он вообще не слышит ее. Чисто инстинктивно Картер начал проверять его жизненные показатели, одновременно пытаясь выяснить, что с ним не так. Что-то явно было не так, поскольку кожа Луки была почти пепельного цвета. У него была высокая температура, обезвоживание, а вонь, исходившая от его тела, свидетельствовала о тяжелой диарее. Картер ощупал его живот, и Лука издал резкий крик боли, на миг открыв глаза. Картер был уверен, что у Луки малярия, но шестое чувство твердило ему, что должно быть еще что-то, помимо нее. Он осмотрел его руки. На обеих были порезы, и большой синяк на левом предплечье, доходящий до самого локтя. Он поднял глаза на Джиллиан. Она стояла в стороне и вот уже несколько минут разговаривала с какой-то женщиной. - Джиллиан, - позвал он. – Джиллиан, ты очень нужна мне здесь. Почему она предпочитает заниматься болтовней, когда ее помощь так необходима? - Картер, эта женщина говорит, что Лука вчера попал под грузовик, когда их всех привезли в лагерь. - Что? – Картер не мог изгнать из голоса панические нотки. - Он был болен уже больше недели, и просто выпрыгнул из грузовика, когда они приехали сюда, а следующий грузовик его сбил. Она говорит, Лука был в бреду. После этого он не мог встать, - голос Джиллиан звучал нейтрально, как если бы она зачитывала сводку погоды. Картер с минуту смотрел на нее, и холодная рука страха вцепилась в него где-то глубоко внутри. Он знал, что Джиллиан изображает самообладание из-за того, что ей и самой страшно. Он видел это в ее глазах. Он повернулся и распахнул рубашку на Луке, чтобы получше оценить его травмы. - Мне нужна твоя помощь, - сказал Картер, очень стараясь, чтобы его голос оставался таким же нейтральным, как и у Джиллиан. Он должен забрать Луку отсюда. * * * * Дебби в течение последних десяти минут пыталась поддерживать непринужденный разговор с двумя молодыми людьми, стоявшими напротив нее, но ей это плоховато удавалось. Тот факт, что в руках у них были автоматы размером чуть ли не больше их самих, тоже не облегчал задачу. Они уже были настроены в высшей степени подозрительно по отношению к ней и двум ее спутникам, несмотря на то, что они прибыли в лагерь на джипе со знаком Красного Креста. После двух или трех безуспешных попыток Дебби предложила молодым людям закурить и попросила их оставить пачку сигарет себе. Теперь они все курили в полном молчании. Дебби старалась затягиваться медленно и глубоко, чтобы не показывать свою нервозность. Что могло так надолго задержать Джиллиан и Картера? Она хорошо понимала, что лучше ей не глазеть слишком откровенно на вход в хижину, так что она повернулась к хижине спиной и стала смотреть на долину. Вид чудесный – отсюда была видна дорога, взбирающаяся причудливыми петлями на холмы, точно глубокий красный разрез в зелени. О, замечательно. Снова она думает о ранах и крови. Дебби обернулась, когда услышала легкое шуршание у себя за спиной. Картер выбрался из хижины и как раз подходил к ним, моргая от солнечного света. Молодые люди тут же напряглись. Один из них отшвырнул окурок своей сигареты и положил ладонь поближе к курку автомата. Картер инстинктивно поднял руки, но смотрел не на него, а на Дебби. - Он здесь, - сказал Картер. – Он жив, но нам нужно забрать его отсюда. Его надо отвезти в больницу. Глаза Дебби расширились. - В больницу? – переспросила она. Ближайшая больница (или, скорее, ближайшее место, заслуживающее такого названия) была в Кисанджани, в четырех часах езды отсюда, если им повезет, и Картер знал о том, насколько там ограничены возможности лечения. - Его необходимо прооперировать. У него множественные переломы ноги и перитонит. Нам нужно взять под контроль инфекцию. - Прооперировать? – изумленно повторила Дебби. Он говорил так, словно находился в какой-то университетской клинике с прекрасным оборудованием, а не посреди джунглей в стране, раздираемой войной. Картер кивнул, явно не осознавая всей абсурдности их беседы. - Что он говорит? – требовательно спросил более нахальный из парней с автоматами. Он был высокого роста, и в глазах у него горела злоба. Дебби попыталась определить его возраст и заключила, что ему почти двадцать. Его приятелю, который выглядел очень застенчивым и не осмеливался смотреть ей прямо в лицо, было лет шестнадцать. Дебби повернулась к ним и постаралась, чтобы ее голос звучал бесстрастно и даже небрежно. - Человек в хижине – это тот, кого мы искали. Мы собираемся забрать его с собой. Молодой человек покачал головой – медленно и решительно. - Нет, не заберете. - Что? Вы же сказали нам, что мы может взять его. - Он живой, а не мертвый. Мы сказали, что вы можете взять тело, а не живого человека. Дебби вздохнула. Этот парень хочет выторговать для себя условия повыгоднее. - Что он говорит? – спросил Картер. - Ладно, это звучит справедливо, - продолжила Дебби, не обращая внимания на вопрос Картера. - Эй, Дебби. Что он говорит? – настаивал Картер. Он взял ее за руку и заставил посмотреть на него. Дебби заметила, как снова напрягся тот парень, когда Картер заговорил с ней. - Он хочет еще что-то за вашего друга. Давайте-ка я этим займусь. Картер решительно посмотрел в лицо парню. - Ну, так что ты хочешь? Это? – спросил он, начав расстегивать ремешок своих часов. Это был отличный «Ролекс». Возможно, самая дорогая вещь, которая была у Картера при себе. Следующее, что он сделает – вытащит деньги, и это будет ошибкой. Дебби схватила его за руку и оттолкнула к себе за спину, выступив вперед. - Позвольте мне с этим справиться, Картер. Вы ничего не знаете о том, как решать такие вопросы. Но было слишком поздно. Парень взял часы и осмотрел. Затем он отбросил их, как грязную тряпку. Картер побагровел. - Эй! - Картер! – Дебби стиснула его руку, заставляя посмотреть на нее. – Я же сказала, предоставьте это мне! Картер мгновение пристально смотрел в глаза Дебби. Внезапно он почувствовал себя совершенно беззащитным и усталым. Тот холодный профессионализм, с которым он говорил, когда вышел из хижины, исчез. - Ладно, - пробормотал он. Дебби быстро огляделась. Двое других повстанцев заметили короткий спор с участием Картера и внимательно смотрели на них. Выражение лица того рослого парня, который был постарше, стало более жестким – он нервничал. У него было не особенно высокое звание, и он просто хотел извлечь выгоду из ситуации, если сумеет, но ему это не удастся, пока все его товарищи пялятся на него. Дебби вынула из кармана новую пачку сигарет. - Давайте-ка еще покурим, - сказала она, предлагая ему первую сигарету. Затем она предложила еще одну его спутнику. Она протянула открытую пачку Картеру, про себя молясь, чтобы он взял сигарету безо всяких комментариев. Картер секунду поколебался, но затем сунул сигарету себе в губы. Высокий парень предложил ей зажигалку. - Спасибо, - сказала она, выпустив дым. Она наблюдала, как двое повстанцев не спеша закурили, намеренно заставляя Картера ждать. Хотя он, казалось, не особенно скучал. Он уставился в землю, и сигарета вяло висела у него во рту. - Отчего бы нам не присесть? – Дебби кивнула в сторону тенистых деревьев, понадеявшись, что двое повстанцев согласятся. Они торопливо оглянулись вокруг, и потом тот, что был повыше, указал ей, куда идти, почти что галантным жестом. Дебби прошла вперед и села. Двое повстанцев устроились на корточках перед ней, а Картер сел рядом, но на некотором расстоянии от нее. Он опустил руки на колени, теперь дымящаяся сигарета была зажата у него в пальцах. Ну, по крайней мере он позволит ей уладить это дело. Она взглянула на двух парней, сидящих напротив нее. - Значит, вы хотите вернуть своего дружка? – спросил высокий, что-то в его тоне заставило Дебби поежиться. Как ей справиться с этим? Следует ли сказать этому парню, что тот человек в хижине не особо для них важен – чтобы снизить цену? Нет, так не получится. То, как Картер и Джиллиан торопились в хижину, и выражение лица Картера, когда он вышел наружу переговорить с ней – всё это было слишком очевидным. Кроме того, проблема была не в том, чтобы сбить цену, нужно было только вытащить друга Картера из этого гнусного места так, чтобы это осталось незамеченным более высокопоставленными лицами. Она только кивнула. Она уже собиралась сказать тому парню, что целью всего их путешествия было найти и забрать тело друга Картера, но в последнюю минуту передумала. Такое признание сделает их позицию даже еще уязвимее, чем сейчас. Парень поджал губы и кивнул в ответ. Торг начался. - Это может оказаться сложно, - начал он. И умолк. Дебби поняла намек. - Я уверена, что вы сможете как-нибудь это устроить, - сказала она. - Это будет дорого. Мне придется переговорить с моим командиром. Дебби кивком указала на часы Картера. - Эти часы дорогие, - прокомментировала она. - Мой командир – человек довольно-таки раздражительный… щепетильный. А вот так отпустить пленного – это не… - Обычно? – предположила Дебби. - Ага, вот именно. Необычно. - Конечно, вас тоже вознаградят за ваши старания. Парень почесал подбородок. - Я не знаю, смогу ли я убедить его. - Мы будем очень довольны, если вы сможете. Последовала короткая пауза. - Я возьму его ботинки, - наконец сказал парень, указывая на ноги Картера. Картер поднял глаза впервые за все время этого разговора. - Что он говорит? – спросил он. - Он хочет еще и ваши ботинки, - сказал Дебби. - Мои ботинки? За Луку? Дебби кивнула и мысленно взмолилась, чтобы он не начал развязывать шнурки прямо сейчас, но Картер выглядел ошеломленным. Он поднял брови. - В самом деле? О господи. Это неправильные слова. Они принижают ценность того, по поводу чего идет торг. Дебби затаила дыхание. Напряженное молчание – а затем заговорил тот парень, что был пониже и позастенчивее: - Похоже, это будет очень сложно, - сказал он. Дебби смотрела на них. Они терпеливо ждали. Они не поняли слова Картера и неверно истолковали его реакцию, подумав, что он не очень-то хочет расставаться со своей обувью. Высокий пожал плечами. - Но, если уж вы не можете… - он начал было вставать. И тогда Картер отложил сигарету и стал расшнуровывать свои ботинки. * * * * Дебби подошла к джипу. Катер стоял у открытой двери, не сводя глаз с ее лица. - Что вас так задержало? – пожаловался он, когда она все еще была на полпути к машине. Дебби вздохнула. Она не хотела спорить с этим паникером-американцем. Они и так уже вели себя слишком шумно и привлекли к себе слишком много внимания. Они еще не выбрались из лагеря, и, насколько она понимала ситуацию, друга Картера в любой момент могли выгрузить из джипа. - Мы скоро уедем, Картер. Не тревожьтесь, - сказала она коротко, проходя мимо него. - Не тревожиться? Не тревожиться? Слушайте, нам предстоит четырехчасовое путешествие, а медицинская помощь ему необходима немедленно! Дебби бросила взгляд в заднюю часть джипа, где Джиллин прилаживала капельницу к руке невероятно грязного и исхудалого – кожа да кости – человека, и постаралась сдержать тошноту, когда волна отвратительного запаха от этого человека дошла до нее. О господи. Они будут ехать четыре часа с этим запахом. - Как мне кажется, он уже получает какую-то помощь, - заметила она, удостоверившись, что ее голос звучит настолько пренебрежительно, насколько это возможно. – У вас там все в порядке, Джиллиан? Джиллиан кивнула. - Ладно, - сказала Дебби и, захлопнув заднюю дверцу, обошла джип и села на водительское место. - Мы сами не можем сделать достаточно, Дебби. У нас нет антибиотиков, и ему действительно нужна операция! – Картер еще не закончил спор, и вообще-то выглядел так, словно только начал его. - Картер, залезайте в джип, или мы можем никогда отсюда не уехать! – оборвала его Дебби, захлопывая водительскую дверцу. К счастью, Картер решил последовать ее совету и забрался на пассажирское сиденье. * * * * Дебби потерла шею и в последний раз затянулась сигаретой. Бросив окурок на землю, она старательно затоптала его, прежде чем поднять взгляд и посмотреть на темное небо. Тут, в Африке, так много звезд. Одним из ее любимых способов времяпрепровождения здесь было смотреть на небо; оно такое великолепное. Она часто говорила себе, что ей стоило бы узнать побольше о звездах и созвездиях, пока у нее есть такая возможность. Но не сегодня вечером. Сегодня она слишком вымотана, чтобы думать хоть о чем-то. Четыре часа она вела по грязным ухабистым дорогам джип с бредящим и стонущим человеком в заднем отсеке и паникующим врачом на соседнем с ней сидении, который продолжал спрашивать о жизненных показателях того человека каждые десять минут. Она заставила-таки Картера прекратить попытки убедить ее ехать быстрее, но она была не в состоянии заставить его заткнуться. Посреди их путешествия Картер решил, что они должны провести над его другом какую-то медицинскую процедуру, и перебрался в задний отсек джипа, где и принялся настаивать, чтобы Дебби остановила машину. Они были в самом сердце очень небезопасного района, и она отказалась останавливаться. Слишком велик был риск того, что их заметят и задержат либо повстанцы, либо правительственные войска. Следующие полчаса она провела, горячо споря с Картером, пока он не решил испытать удачу и произвести ту самую процедуру прямо во время движения. К счастью, у них всё получилось, и Картер наконец-то решил закрыть рот. Последняя часть поездки, таким образом, происходила в похоронном молчании и казалась бесконечной. Не будь она так выжата, Дебби была бы в высшей степени счастлива, когда она въехала во двор больницы Кисанджани и они наконец-то отнесли этого беднягу туда. Она подумывала о том, чтобы прямо сейчас направиться на базу Красного Креста, принять душ и рухнуть в постель, но отказалась от этой мысли. Почему-то она была не в силах уехать из больницы – пока не узнает, выдержал ли этот несчастный их путешествие. Почему это внезапно стало важным – узнать, в каком он состоянии? Она даже не была уверена, что сумеет вспомнить его имя. Погодите-ка… Льюк? Лука, вот как его зовут. Ну, и почему ее вдруг стало так беспокоить здоровье этого парня? Может, из-за безумной одержимости Картера стремлением спасти своего друга? Или из-за озабоченности Джиллиан – такой сильной, что ее молчание только делало ее тревогу еще более явной? Джиллиан простояла всю дорогу на коленях, то проверяя капельницу, то беря этого парня за руку и обтирая ему лоб и щеки, явно не обращая внимания на вонь от его тела и постоянные рывки и подскакивания джипа, пока они проезжали, казалось, по всем колдобинам и рытвинам между тем лагерем и больницей. Дебби была уверена, что Джиллиан стерла себе колени до живого мяса, когда они наконец прибыли в Кисанджани, но та сразу же как ни в чем не бывало выскочила из машины и поспешила помочь тем, кто понес Луку в больницу. Дебби покачала головой, когда вновь осознала, что не может точно определить, что заставляет ее сидеть тут, на бампере джипа, в ожидании вестей о том, выдержал ли этот самый Лука операцию. Она взглянула на свои часы. Десять сорок пять. Прошло уже больше трех часов с тех пор, как они приехали. Они что, забыли о ней? Очень похоже на то. Она встала и тут заметила Картера, выходящего из больницы. - Ну, как он? Картер устало пожал плечами. - Он все еще жив. Дебби не знала, что сказать. Через некоторое время она достала пачку сигарет и предложила одну Картеру. Он улыбнулся. - Это ваша версия универсального лекарства? Дебби, дернув плечом, протянула ему зажигалку. - Если не можете вылечить, убейте, - сказала она. И содрогнулась. Она не могла поверить, что сказала такую бессмыслицу. - Я думал, что эта поговорка звучит как-то по-другому, - ответил Картер, его улыбка исчезла. - Простите, Картер. Я не имела в виду… - Дебби извиняющимся жестом положила руку на плечо Картеру. - Всё в порядке. - Правда? - Нет. Дебби вздохнула, неприятно удивленная собственной глупостью. Нет, конечно, не в порядке. Он зашел так далеко, чтобы спасти своего друга, и вот теперь он не знает, удалось ли это ему, выживет ли Лука. Картер был на ногах еще задолго до рассвета, путешествовал весь день, возился с травмами своего друга и вряд ли что-нибудь ел. - Знаете, что я вам скажу, - проговорила Дебби самым добрым тоном, какой у нее получался. – Почему бы вам не поехать вместе со мной на базу Красного Креста, принять душ, съесть что-нибудь и немного поспать? Картер снова улыбнулся, но покачал головой. - Я не могу. Мы с Джиллиан будем дежурить по очереди. Дебби кивнула. - Тогда вы могли бы взять на себя вторую вахту, - предложила она. – Сходите помойтесь и поешьте. Потом я отвезу вас обратно и подброшу Джиллиан на базу. Картер потер подбородок, состроив гримасу, когда ощутил пробивающуюся щетину, и поднял брови. - Звучит очень соблазнительно. Но я думаю, что Джиллиан должна быть первой. - Звучит справедливо. И по-джентльменски. Это заставило его хихикнуть. Он кивнул в сторону здания больницы. - Я передам ей. Он повернулся, намереваясь возвратиться в больницу, но передумал и снова встал лицом к ней. Улыбка опять растаяла, и черты лица стали тверже от беспокойства. - Дебби… - Да? - Я бы хотел попросить вас еще об одной услуге. - Ну конечно. - Завтра мы должны перевезти Луку самолетом в Киншасу. - В Киншасу?! - У него перелом таза и бедра. Ему понадобится ортопедическая операция. И у него могут отказать почки. Хотя ему очень повезло. Внутренние повреждения очень небольшие, и никаких кровоизлияний. Дебби вздохнула, раздраженная надменным профессионализмом Картера. - Вы представляете, до чего трудно попасть на авиарейс в столицу? Мы в центре гражданской войны, Картер. - Знаю, знаю! – воскликнул он в изнеможении. Потом он посмотрел Дебби прямо в глаза, и ее сердце дрогнуло от его встревоженного и умоляющего взгляда. – Дебби, пожалуйста. Дебби прикрыла глаза, не в силах больше выносить этот взгляд. - Хорошо, - согласилась она со вздохом. - Но я не знаю, сколько это будет стоить. Картер порылся в кармане и извлек большую пачку банкнот. Он положил эту пачку ей в руку, сжав ее пальцы своими. - Я надеюсь, этого хватит. Если нет, скажите мне. Я схожу за Джиллиан. Он повернулся и быстро пошел в здание, а Дебби удивленно смотрела на него – но ее удивление превратилось в изумление, когда она поняла, какого достоинства эти банкноты, и когда она подсчитала, сколько же денег он ей дал. Глава 2. Боль настигла Луку внезапно. До определенного момента существовало только благословенное оцепенение. Внешнего мира здесь не было; и его самого здесь не было. А в следующий момент все его тело начало кричать. Голова и каждый мускул, каждый сустав его рук и ног – всё болело, но хуже всего была боль в животе. Он чувствовал себя так, словно его пронзают ножами. Он крепче зажмурил глаза и неосознанно попытался повернуться на бок, но тело отказывалось исполнять его команды, и боль только усилилась. Какой-то странный звук окружал его, глухое, жуткое стенание, точно завывало животное. Это пугало его. - Лука? Лука? Не двигайся. Я знаю, что тебе больно, но постарайся не шевелиться. Настойчивый и мягкий голос проник в ту темную яму, которая была его миром, и заглушил тот нечеловеческий стон. Одновременно чья-то рука оказалась в его руке, и Лука вцепился в нее, стараясь преодолеть страх и агонию. - Попробуй открыть глаза, Лука. Он послушно постарался выполнить просьбу, поднять веки, но не мог. Стенания начались снова, и Лука запаниковал, когда понял, что этот отвратительный звук исходит из его собственного горла. Волна тошноты нахлынула на него. Мягкий голос принялся выкрикивать всевозможные распоряжения, рука выскользнула из его пальцев. Он попытался схватить ее, удержаться за эту единственную поддерживающую вещь, которая была в его реальности, но ему это не удалось. Другие руки повернули его на правый бок, и все его внутренности запротестовали. - Тише; тише, Лука. Дыши, - голос по-прежнему был мягким, но теперь в нем появилась нотка настойчивости. Живот у Луки горел как в огне, и он не мог сладить с дыханием. Новая волна тошноты настигла его, и он снова погрузился в забвение. * * * * Капля пота защекотала кожу, пока она стекала по лбу, на мгновение застряла в брови, скользнула по виску и наконец пропала у него в волосах. Было жарко, так жарко, что он почти не мог дышать в этом обжигающе сухом воздухе. Губы были болезненно сухими и растрескавшимися, в больном горле першило. А потом он снова ощутил боль. Она плавала внутри него, то поднимаясь волной, как прилив, то отступая, концентрировалась в одной конечности и затем перетекала в другую. Но самая острая боль по-прежнему оставалась в животе. Лука передвинул руку, чтобы прикрыть живот, но пальцы наткнулись на какое-то плотное препятствие. Он осторожно ощупал его. Повязки, широкие и толстые повязки. Он силился открыть глаза, выяснить, что же с ним случилось. Внезапно оказалось, что он смотрит в белый потолок, ярко освещенный лучом утреннего солнца. Он повернул голову, чтобы получше оценить окружающую обстановку, и взгляд натолкнулся на знакомый красный крест – плакат на стене. Госпиталь. Он был в госпитале. В госпитале Красного Креста. Он поднял руку вытереть лоб, что потребовало неимоверных усилий. Одновременно он заметил капельницу, подсоединенную к его руке – и ее невероятную худобу. Если его руки такие тонкие, у него должно быть сильное истощение. Он уронил руку на грудь, поняв, где находится. Госпиталь Красного Креста, повязки, лихорадка, истощение – всё совпадает. Вуковар только что пал, он был ранен осколком шрапнели, который Дамиру удалось вытащить у него из бока без каких бы то ни было антисептиков или анестезии, сербы сочли его мало чем отличающимся от мертвеца и оставили в подвале Вуковарской больницы, в то время как его коллег и более здоровых пациентов загнали в автобусы. Впоследствии его подобрали сотрудники UNPROFOR ((United Nations Protection Force – специальная миссия ООН в Хорватии, Боснии и Герцеговине в марте 1992 г. – декабре 1995 г., обеспечивавшая контроль за соблюдением соглашения о прекращении огня, разведение воюющих сторон, демилитаризацию зон и др. – Примеч. пер.)). О боже. Он выжил. Остальные лежат в общей могиле. Доктор Майнль, Дамир, Татьяна, тот мальчишка, который работал у них санитаром в последние несколько недель – всех расстреляли. В горле образовался комок, и боль усилилась, пока он боролся со слезами. Он накрыл глаза рукой и почувствовал, как слезы стекают по вискам, оставляя за собой прохладные дорожки, когда всё те же образы вновь закружились у него под веками. Образы оперирующего доктора Майнля, Татьяны и Дамира, делящих свою последнюю сигарету, старой дамы, которую ему удалось подлечить и которая подняла руку, благословляя его, застенчивой улыбки их импровизированного санитара, отпивающего чай. Все ушли, а он по-прежнему был здесь, в том мрачном чистилище, которое он раньше называл жизнью. Он всхлипнул, и от его судорожных вдохов боль в животе стала еще резче. Но он не мог перестать плакать, и он хотел утонуть в боли, избавиться от мыслей, от воспоминаний. - Лука. Лука! Чья-то рука дотронулась до его руки и подняла ее, отводя от его лица, и внезапно перед Лукой оказалось знакомое лицо. Странным было то, что он не мог точно сказать, кому оно принадлежит, как ее зовут, где он встречался с ней. Он был уверен, что знает ее. Почему-то он чувствовал, что доверяет ей, но он не мог вспомнить, кто она. Она нежно ласкала его щеки и стирала с них слезы. - Ш-шш. Ш-шш, - шептала она. – Всё в порядке. Ты в безопасности, Лука. Ты в безопасности. Но он не хотел быть в безопасности. Он не хотел БЫТЬ. Он не хотел нести в себе эти воспоминания, не хотел сожалений и ночных кошмаров. Он так устал и ему было так больно, что он хотел только перестать думать, стереть все следы самосознания. Несмотря на успокаивающие и утешающие прикосновения, Лука стал куда-то уплывать и прекратил сосредотачиваться на добрых глазах и смутно знакомых чертах лица. Вместо этого его взгляд двинулся дальше, мимо нее, к яркости утреннего света. Его разум унесло в край более основательный и более простой, где не было никаких слов, никаких мыслей, только физические ощущения и вечное настоящее, лишенное значения и смысла. * * * * Джиллиан посмотрела в маленькое окошко на двери палаты, прежде чем положить руку на щеколду. Хотя она не стала открывать дверь сразу. Она немного помедлила при виде того зрелища, которое предстало перед ней. Комната была ярко освещена. Белые стены, пол и простыни отражали полуденный свет, который проникал через большое окно. Темные волосы и оливковая кожа Луки резко контрастировали со всей этой окружающей белизной, делая его изможденность и худобу еще заметнее. Джиллиан вздрогнула. Ей бы уже следовало привыкнуть видеть его таким, но она так и не привыкла. Он был невероятно худым; вся округлость его щек и плеч исчезла, и кости выступали под кожей. Была какая-то ирония в том, до чего угловатые очертания его тела соответствуют форме внешнего фиксатора и прочих ортопедических устройств, фиксировавших его таз, левое бедро и голень и торчавших из-под простыни, которой он был укрыт. Лука лежал, немного отвернувшись к окну, и на его щеке уже темнела упрямая щетина. Медсестры в Главной больнице Киншасы всё жаловались, что она растет слишком быстро. Несмотря на то, что они брили его каждое утро, Лука уже выглядел неухоженным к полудню, когда являлись врачи с ежедневным обходом. Джиллиан находила их жалобы смешными. Они так беспокоились о внешности Луки, словно ему предстояло отправиться на прием у министра. Как парадоксально, что они концентрируются на таких мелочах и никогда не упоминают в своих разговорах о том, насколько тяжело он болен. Но Джиллиан знала, что это защитный механизм – тот, к которому прибегала и она сама. Она тоже держалась за такие малозначащие детали, как его быстро отрастающая щетина, или то, что ему, кажется, больше нравится лимонное желе, чем любое другое, или то, что он следит за ней взглядом каждый раз, когда она надевает ярко-фиолетовую футболку. В противном случае она бы в два счета сошла с ума. После того, как он справился с последними приступами лихорадки, вызванными малярией, Лука перестал лепетать какую-то бессмыслицу по-хорватски и вместо этого застыл в полной неподвижности и безмолвии. Ничто не могло заставить его произнести хотя бы слово, ничто не могло стереть это тусклое, пустое выражение из его глаз, ничто не могло вырвать его из ступора, в который он погрузился. Врачам было трудно оценить его ментальный статус. Они думали, что, возможно, малярия дала неврологические осложнения, хотя он и не был в коме. Они также предположили, что он страдает какой-то разновидностью посттравматического шока, хотя и не могли сказать с уверенностью, в какой степени его состояние объясняется физическими причинами, а в какой – психологическими. Так что прогноз был неопределенным. Неопределенный прогноз. Эти два слова всё еще отдавались у нее в ушах, и от них по спине пробегал озноб. Джиллиан взглянула на Картера, стараясь отогнать мрачные мысли. Картер сидел в пластмассовом кресле у кровати Луки, опустив голову на руки и опершись локтями о подлокотники. Казалось, он дремал. Он и должен был задремать, потому что уже валился с ног от усталости сегодня днем, когда предложил сменить ее. За последние две недели Картер проявил огромные и неожиданные способности по части того, чтобы держать события под контролем. Фактически он руководил всем. Он устроил перевозку Луки самолетом из Кисанджани в Киншасу, нашел для него койку в одной из самых дорогих частных клиник, обеспечил, чтобы его прооперировали лучшие специалисты в стране. Теперь он пытался перевезти Луку в Чикаго, и эта задача казалась грандиозной до невыполнимости, в свете всех осложнений. Это предприятие не вызывало особой уверенности в успехе не только из-за рискованности более чем восемнадцатичасового путешествия с серьезно больным пациентом. Правительство Конго стало всё подозрительнее относиться к этим иностранцам, которые ни с того ни сего появились из района гражданского конфликта и приземлились в первоклассной больнице. Джиллиан и Картера уже трижды навещали полицейские. Они даже попытались расспросить Луку. Они бы это и сделали, если бы один из врачей не встал между полицейским и дверью палаты и самым настоятельным образом посоветовал им воздержаться от этого. Детективы желали знать, что именно произошло с Лукой, каковы были их контакты с повстанцами и откуда взялись деньги, которыми оплачивалось лечение Луки. После допросов и Джиллиан, и Картера предупредили, что они должны оставаться там, где сейчас живут, вплоть до дальнейшего уведомления. К вящему удивлению, их контракты с Международным медицинским альянсом не особенно помогли рассеять подозрения, и тот факт, что у Луки не было никаких документов, удостоверяющих его личность, только ухудшал ситуацию. Отсутствие у Луки удостоверения вызвало и другие проблемы. Без него Луку не могли выпустить из Конго. В стране не было хорватского посольства, то есть никакой официальной инстанции, которая могла бы выдать ему паспорт. Обращение в ближайшее хорватское консульство по почте заняло бы около месяца. Картер уже обдумывал возможность самому полететь в Хорватию, но ему сказали, что, поскольку он не состоит в родстве с Лукой, это ничему не поможет. Тогда ему пришло в голову, что можно попросить какого-нибудь родственника Луки подать заявление о паспорте, но в ответ он услышал, что граждане обязаны делать это лично. В типичном проявлении бюрократической логики спор превратился в порочный круг, не поддаваясь никакому решению. Картер уже рассмотрел и такой вариант, как купить Луке фальшивый паспорт на черном рынке, но этим утром он съездил поговорить со своим знакомым из американского посольства, и тот весьма решительно отговорил его от этого. Правда, потом он сообщил, что, возможно, Луку выпустят из Конго по какому-нибудь другому документу, подтверждающему личность, вроде его грин-карты ((Документ, выдаваемый в США специалисту с высшим образованием, приехавшему в страну по рабочей визе и проработавшему там не менее 3 лет; предоставляет статус так называемого «постоянного жителя США». – Примеч. пер.)). Джиллиан была уверена, что Картер был бы счастлив от этих новостей, не будь он слишком усталым от бултыхания в трясине всех тех запросов и требований, которые были необходимы американскому посольству, чтобы выдать сертификат, подтверждающий, что у Луки в Штатах есть грин-карта. Но, несмотря на угрожающее недоверие конголезской полиции, несмотря на плохое и никак не улучшающееся состояние Луки и на гору препятствий, с которыми приходилось бороться, Картер по-прежнему пребывал в удивительно беззаботном настроении. С типичным для него чувством юмора он только пожал плечами и сообщил Джиллиан, что чего он действительно боится, так это необходимости звонить в Окружную больницу и спрашивать своего шефа насчет рабочих документов Луки. Он утверждал, что даже офицеры полиции, допрашивавшие их, были куда добрее, чем Роберт Романо и Керри Уивер. Он засмеялся, когда Джиллиан спросила его, думает ли он, что Лука будет благодарен ему за то, что он вернет его назад в Окружную, если там Луке предстоит иметь дело с такими личностями. Тем не менее, несмотря на всю безмятежность, проявленную ранее, сейчас он сидел здесь, положив голову на руки, и казался впавшим в полное уныние. Картер и Лука выглядели так, точно сошли с одной из картин Хоппера ((Хоппер Эдвард (1882–1967), американский художник, представитель «магического реализма»; работы «городских жанров», интерьеры, пейзажи; сдержанные, прохладные по тону, сравнительно небольшие по формату картины проникнуты лирической меланхолией, поэзией пустых пространств либо (при наличии фигур) мотивами человеческого одиночества и отчуждения. – Примеч. пер.)). Двое людей, разделяющих одно и то же обширное и ярко освещенное пространство, но полностью отрезанные друг от друга, и каждый смотрит в какое-то неопределенное место. Джиллиан содрогнулась. То же самое одиночество, которое она находила привлекательным и даже трогательным на картинах Хоппера, было пугающим в этой больничной палате. Она взялась за ручку и осторожно открыла дверь. Ей удалось выдавить ослепительную улыбку, когда Картер поднял на нее глаза. Они сохраняли друг перед другом хорошую мину. В ином случае они погрузились бы в такой страх и отчаяние, что не смогли бы достойно встречать повседневные проблемы. - Ну, как вы тут, сони? – спросила Джиллиан. Картер улыбнулся и слегка повел плечом. - Сонно, - признался он. Он наблюдал, как Джиллиан склонилась над Лукой, погладила его по щеке и пробормотала какие-то нежные слова по-французски. Она всегда разговаривала с Лукой, когда бы ни оказывалась в его палате. И неважно было, что она никогда не получала ответа. Она продолжала обращаться к нему, дотрагиваться до него, брать его за руку. Картер был рад этому. Он считал, что ему очень повезло, если он проходит через всё это с таким спутником и товарищем, как Джиллиан. Она оказывала неоценимую помощь во время их путешествия в лагерь беженцев и обратно, и давала Картеру ту поддержку, в которой он отчаянно нуждался. С одной стороны, она постоянно пробовала вступить в контакт с Лукой. Картер знал, что это очень важно, учитывая состояние Луки, но сам он был слишком убежден в возможном повреждении его мозга, чтобы хотя бы попытаться сделать то же самое. Поэтому всегда, когда он был с Лукой, он неизменно хранил молчание и почти не прикасался к нему. С другой стороны, Джиллиан стала посредником между ним и всем франкоговорящим персоналом больницы. Она всегда
Ответов - 52, стр:
1 2 All
Инна ЛМ: Darianna пишет: я учитель. И мне тоже можно посочувствовать, поверьте Еще бы! Жизнь не легче, чем у учеников. Что называется, "скованные одной цепью"... А можно узнать, какой предмет вы преподаете? Вдруг один из моих любимых?
Darianna: Инна ЛМ пишет: А можно узнать, какой предмет вы преподаете? Вдруг один из моих любимых? Догадаться очень легко - английский.
Инна ЛМ: О! Один из САМЫХ любимых (я окончила школу с углубленным изучением английского языка). Впрочем, об этом тоже, наверное, нетрудно догадаться...
Darianna: Инна ЛМ пишет: я окончила школу с углубленным изучением английского языка Я как раз в такой и работаю. 7-е классы веду. Но мне самый отстой достался в этом году, просто все как на подбор. То ли год рождения даунов был, то ли просто такой неудачный набор.
Инна ЛМ: Глава 11. Колокольчик на двери звякнул, когда вошел покупатель. Шелли в этот момент как раз пыталась поднять коробку, которую получила сегодня утром, и не сразу посмотрела вверх. Когда она поставила коробку на прилавок, то окинула магазин быстрым взглядом, но на свободном пространстве перед ней, там, где на двух больших столах были выставлены новые поступления, никого не было. Кто бы ни вошел, он должен быть в дальней части магазина, за одной из полок. Ну, если покупатель (или покупательница) так быстро разобрался, куда идти, то это, очевидно, один из завсегдатаев, кто уже знает планировку магазина наизусть и не станет нуждаться в ее помощи. Она достала карманный нож и начала разрезать скотч на коробке. Неожиданно нож наткнулся на скрепку, и ее рука соскользнула по лезвию. Она чертыхнулась, посмотрев на глубокий порез на большом пальце правой руки. Замечательно. Только этого ей и недоставало. Она зажала порезанный палец другой рукой, чтобы остановить кровь, и, обойдя прилавок, направилась в маленькую ванную в задней части магазина. В спешке она натолкнулась на женщину, которая сидела на корточках перед одной из полок, разглядывая заглавия книг. Женщина упала набок, пробормотав начало некоего очень знакомого слова. Шелли почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. - Ох, извините, - стала оправдываться Шелли. – Я вас не заметила. С вами всё в порядке? Она бы с радостью помогла этой женщине подняться на ноги, но боялась, что перепачкает всё вокруг кровью, если отпустит свой палец. Женщина встала, отряхнула руки и нерешительно улыбнулась. Она тоже покраснела. - Ничего, - сказала она. Шелли узнала ее лицо, но не могла сразу определить, кто это. - Простите, что я вот так налетела на вас. Мне правда нужно пройти в заднюю часть магазина… - проговорила она. Женщина освободила ей дорогу, но тут заметила, как она держится за руку. - Вы поранились? – спросила она с явной озабоченностью. - О, ничего страшного. Я порезалась карманным ножом. - Может быть, я могу помочь? Я медсестра. - Нет, не нужно, - ответила Шелли, пробираясь в ванную. – Ничего особенного не случилось. - Ладно. Но скажите мне, если не сможете остановить кровотечение. - Спасибо, - ответила Шелли, открывая кран и подставляя руку под струю воды. Промывая порез, она внезапно вспомнила эту женщину. Именно она купила роман Кундеры для того застенчивого иностранца, который заходил пару недель назад. Эта женщина провела в магазине добрых два часа, пытаясь остановить на чем-нибудь свой выбор. Ну что ж, похоже, что ее старания подыскать подходящий роман увенчались успехом. Шелли всё еще помнила искренний и серьезный взгляд того мужчины, когда он говорил ей, что ему понравилась эта книга. Вытирая руки и обматывая пораненный палец туалетной бумагой, Шелли думала о том, выяснил ли он, что именно эта женщина послала ему книгу, и сумел ли поблагодарить ее. Может быть, она рассказала ему. Или, может быть, она не хотела, чтобы он знал, что эта она прислала книгу? Шелли вышла из ванной. Та женщина по-прежнему стояла перед той же самой полкой и подвинулась, чтобы Шелли могла пройти. - Ну, как дела? - Очень хорошо, спасибо. Я думаю, кровь остановилась. Женщина кивнула и снова перенесла свое внимание на полку с книгами. Шелли почувствовала, что будет лучше всего просто оставить ее в покое, так что она вернулась за прилавок, к своей коробке. Она успела разгрузить коробку одной рукой и начала вносить заглавия в базу данных, когда женщина подошла к прилавку с парой книг в руках. - Думаю, я возьму вот это, - сказала она с почти извиняющейся улыбкой. Шелли улыбнулась в ответ, подумав, что эти двое выглядят в каком-то смысле нерешительными… или неуверенными в себе. Ну, может быть, застенчивость того мужчины была немного более выраженной, но всё же это было общей чертой между ними. - О’кей, - сказала Шелли, беря книги и прикладывая их ярлыками к устройству считывания кода. Одна из них была дешевой книгой в бумажной обложке, а другая – более дорогим изданием. Шелли взглянула на оба заглавия. - Тридцать четыре двадцать. Женщина достала бумажник из сумочки, в то время как Шелли вытащила бумажный пакет из ящика на прилавке. - М-м… Не могли бы вы… Не могли бы вы упаковать вот эту как подарок? – спросила женщина, указывая на более дорогую книгу – сборник рассказов Итало Кальвино ((Кальвино Итало (1923–1985), итальянский писатель, эссеист, выдающийся прозаик своего поколения, один из крупнейших писателей в жанре фантастики. – Примеч. пер.)). - Конечно. Шелли открыла другой ящик, где они хранили бумагу для подарочной упаковки с логотипом магазина, но потом передумала. У них имелась в продаже и другая красивая упаковочная бумага – безо всяких надписей. Она повернулась, взяла пару листов и разложила на прилавке. Она не поставила штамп магазина на первой странице. Вместо этого она выбрала красивую закладку из тех, которые были выставлены на витрине, и вложила между первыми страницами. Потом она ловко завернула книгу и перевязала сверток зеленой лентой. Она положила обе книги в бумажный пакет и вручила его женщине. - Так сколько это будет стоить? - Тридцать четыре двадцать, - ответила Шелли. Женщина подняла глаза от бумажника. - Но как же оберточная бумага и закладка? Шелли улыбнулась и подмигнула. - За счет заведения. * * * * Лука стремительно повернул голову. Его лицо осветилось, когда он увидел ее. Он выглядел как маленький ребенок, которому сейчас дадут конфету. - Я никогда не думала, что так действую на тебя, - заметила Сьюзен с шаловливой улыбкой, стараясь скрыть свое облегчение при виде его реакции. Она заходила домой к Луке уже в третий раз, и сегодня взяла на себя смелость не звонить ему предварительно, чтобы спросить его, может ли она прийти. На самом деле она даже не думала, что проведет этот вечер у Луки, но когда Йинь-Мей неожиданно отменила встречу их «женского клуба» ради того, чтобы пообедать с Праттом, а Эбби застряла в приемном, Сьюзен решила, что Лука – это ее лучший выбор для приятного и тихого вечера. Она заехала в видеосалон и взяла кассеты с фильмами, купила попкорн для микроволновки и чипсы и обнаружила, что стоит перед дверью дома Луки, прежде чем успела всё обдумать. - Это не ты. Это всё фильмы, - насмешливо ответил Лука. - Твой выбор всегда самый лучший… - Знаю, знаю… - отозвалась Сьюзен, покачивая головой. Нотка иронии была явственно слышна в голосе Луки, и она ждала, что еще он скажет. В прошлый раз они обсуждали фильмы долго и увлеченно. Хотя им обоим нравились исторические фильмы, в которых точно воссоздается определенная эпоха, во всех прочих жанрах их предпочтения различались. Лука больше всего любил европейские фильмы, и он говорил о множестве таких, которых Сьюзен не видела. Те несколько упомянутых им фильмов, названия которые она узнала, вспоминались ей как затянутые и скучные. И, конечно, он издевался над ее любовью к научной фантастике. Он гордо заявил, что два самых лучших научно-фантастических фильма, единственные, которые стоят того, чтобы их посмотреть, были сняты каким-то русским еще в семидесятые годы ((Несомненно, Лука имел в виду фильмы Андрея Тарковского – экранизацию романа Станислава Лема «Солярис» и фильм «Сталкер» по мотивам повести братьев Стругацких «Пикник на обочине». – Примеч. пер.)). Сьюзен решила, что это ему не сойдет с рук. Ладно, она посмотрит те фильмы, которые он назвал, но и ему тоже придется вытерпеть ее собственные любимые вещи, - так она ему сообщила. К ее удивлению, он согласился почти немедленно, хотя и сделал вид, будто уступает ей лишь потому, что сознает обреченность любого сопротивления. - От того, что ты выбираешь, мои мозги перестают работать. Эти фильмы лучше любого снотворного… Сьюзен зарычала. - Ох, перестань. Ты пока видел всего два из них. Тебе всегда надо вставать в позу рафинированного интеллектуала-европейца? Лука пожал плечами, и они оба рассмеялись. Сьюзен плюхнулась на кровать рядом с ним. - Что ты принесла на этот раз? Она показала ему коробку с видеокассетой. Он нахмурился. - «Звездные войны»? Она утвердительно кивнула. - Но, Сьюзен, ты же не можешь рассчитывать, что я и правда… - Конечно, я рассчитываю, что ты посмотришь это вместе со мной. Это классика. И они были вехой для нашего поколения. В самом деле, Лука, это непростительный пробел в твоем культурном багаже. Тебе пора что-то с этим сделать. Лука пробежался рукой по волосам. - Но, Сьюзен, я уже говорил тебе… - То, что ты видел, было ПЯТОЙ частью эпопеи, Лука, - перебила она его. – А это – ПЕРВЫЙ фильм, и, поверь мне, первые три самые лучшие. - Первые ТРИ? – Он прикинулся, что ужасается при виде того, как она выуживает из сумочки еще две кассеты. – О, нет… - О, да. Он огляделся вокруг, словно пытаясь найти выход. Он насупился, когда заметил Джека, который прислонился к дверному косяку, скрестив на груди руки. - Только не говори мне, что ты участвуешь в этой махинации. - Конечно, а ты как думал? Я вырос на «Звездных войнах». И пришел позаботиться о том, чтобы ты не покинул эту комнату, - ответил Джек, подмигивая. - Господи Иисусе, - пробормотал Лука себе под нос. - Слушай, а я и не знала, что ты религиозен… - сказала Сьюзен, вставая и всовывая первую кассету в видеомагнитофон. - Попкорн? - Он мне понадобится, чтобы пережить это… - проворчал Лука, но ни Сьюзен, ни Джек не услышали его, потому что уже были на пути в кухню. * * * * - Живаго! – рев Картера отдался по всей квартире, когда он отпирал дверь. Сьюзен от неожиданности подскочила на кровати, а потом бросила веселый взгляд на Луку, который покраснел и поглубже зарылся в подушки, на которые опирался. Она подняла брови. - Живаго? – переспросила она. Лука не смотрел на нее. - Сюда! – крикнул он, а затем уперся взглядом в экран телевизора, медленно заливаясь темно-алым румянцем. Сьюзен не могла не усмехнуться. - …Квартира выглядела такой пустой, что я уже подумал, ты куда-нибудь улизнул от меня… Они слышали, как голос Картера становится громче, по мере того как тот подходит ближе к комнате. Он замер как вкопанный на пороге, когда заметил Сьюзен, сидящую на кровати бок о бок с Лукой. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Сьюзен была самым последним человеком, которого он ожидал увидеть уютно устроившимся в постели Луки. Похоже, она чувствует себя совершенно как дома. Она и раньше бывала здесь с визитами? - О… Привет, Сьюзен, - промямлил он. За этим последовало короткое и неловкое молчание. Картер, казалось, был не в состоянии справиться со своим смущением. Лука поставил кассету на паузу и посмотрел на него с настороженным выражением в глазах. Сьюзен хотела ответить чем-то большим, чем простое «Привет», чтобы развеять неловкость, но ей ничто не приходило в голову, а потом до нее вдруг дошло. - Удивлен? Картер был ошеломлен этим. - Э… Лука усмехнулся. - Теперь ты можешь закрыть рот, Картер, - сказал он, и Сьюзен почувствовала, как тяжелый груз упал с ее плеч. К счастью, Лука отнесся ко всей этой ситуации легко. Они только лишь закладывали основы дружбы, и Сьюзен была остро уверена в том, что Лука способен отшатнуться от нее и больше не подпустить ее к себе – и, вполне возможно, так и сделает – если у него возникнет хоть малейшее впечатление, что она навещает его из чувства долга. Что, кстати, вовсе не было причиной ее визитов. Она пыталась придумать, что еще сказать. К сожалению, ее обычное остроумие покинуло ее, так что самое лучшее, что пришло ей на ум, было: - Нет, оставь его открытым. Это интересное зрелище. Картер стерпел то, что его сделали объектом насмешек, и стал возиться с ключами. Потом он устало провел ладонью по лбу. Позади была долгая и хлопотливая смена, и он чувствовал себя не слишком готовым начинать очередной обмен шутками. Он глянул на экран. - Вы смотрите видео? Оба синхронно кивнули, и Картер не удержался от удивленно-веселой улыбки. - А что именно? - «Возвращения джедая», - ответила Сьюзен. - Что? Теперь Картер был вконец ошарашен. - «Возвращения джедая», - повторил Лука. Картер изумленно взглянул на Сьюзен. - Тебе удалось заставить его посмотреть «Звездные войны»? Сьюзен кивнула с гордой улыбкой на лице. - Как, во имя всего святого, ты это сделала? Теперь уже Лука вертел в руках пульт дистанционного управления. Пришла его очередь превратиться в посмешище. Сьюзен лишь подняла брови. - Это мой секрет. Кратер только потряс головой. Потом он заметил банки на тумбочке. - Кока-кола осталась? – спросил он, подтягивая кресло поближе к кровати. - В холодильнике, - сказал Лука и остановил кассету. - Нет, не перематывай, - сказал Картер, прежде чем выйти. – Я могу смотреть с того места, где вы сейчас. Лука никоим образом не собирался дискутировать по этому поводу. Через минуту Картер вернулся с банкой кока-колы и сел в кресло. Лука снова запустил кассету, и затем почувствовал, как Картер толкает его под руку. - Передай-ка мне это. Он потянулся через кровать и подал Картеру миску с чипсами. * * * * На экране шли заключительные титры, пока Картер и Сьюзен вместе мурлыкали в такт мелодии. Лука вздохнул. Они одолели всё это с парой мисок попкорна и чипсов и большим количеством кока-колы, и это было не так уж плохо. На самом деле он получил удовольствие от простого сценария и спецэффектов. Они были примитивными, но именно это ему в них и понравилось. Но, разумеется, он не собирался признаваться ни в чем таком перед Сьюзен. Иначе она будет тыкать его в это носом при каждом удобном случае ближайшие пятьдесят лет. И Картер явно тоже вырос на «Звездных войнах», так что здесь у Сьюзен был еще один союзник. Посмотрев вместе с ними первый из фильмов, Джек переставил костыли туда, где Лука не мог до них дотянуться, дабы убедиться, что он останется на кровати, прежде чем отправился домой. Луке совсем не было нужно, чтобы еще и Картер встал на их сторону. Лука подождал еще немного, пока не прошли почти все титры, и затем преувеличенно шумно зевнул и протер глаза. - Ну что, уже закончилось? – спросил он с невинным видом. Сьюзен и Картер укоризненно посмотрели на него. - Вы не проголодались? Как насчет того, чтобы что-нибудь заказать? Выражение лица Картера из шутливо-упрекающего превратилось в изумленное, и при виде этого Лука не мог удержаться от невольной усмешки. Картер часто заходил к нему после того, как Луку выписали из больницы, но всегда вел себя осторожно, стараясь сделать свои посещения краткими, поскольку не желал навязываться ему, вторгаясь в его уединение. Лука был признателен Картеру за это, и, поскольку в первые недели он не испытывал желания, чтобы рядом с ним кто-то был, то никогда не делал попыток заставить Картера остаться чуть подольше. Но каким-то образом всё это изменилось в течение прошлой недели. Сегодня вечером общество Картера и Сьюзен было ему в радость, и он надеялся, что они задержатся еще ненадолго, чтобы поболтать по-дружески. И, так как они оба сейчас находились в его доме, он вполне мог доказать им, что он – приемлемый и даже гостеприимный хозяин. - Тебе нравится тайская еда, Сьюзен? – спросил он, намеренно игнорируя Картера. - Всё что угодно, лишь бы там было мясо. - Как ты думаешь, можем ли мы заказать что-нибудь из твоего тайского ресторана, или сейчас уже чересчур поздно? – спросил Лука, глядя на Картера и наслаждаясь его замешательством. Картер, безусловно, не подумал бы, что Лука заметил, с каким удовольствием тот ел блюда, которые приносил пару недель назад. - Я не знаю, доставляют ли они заказы на дом в этой части города. - Доставляют, - авторитетно подтвердил Лука, и видимое удивление Картера еще немного продлило ему удовольствие. Он сдвинул в сторону одеяло, повернулся и кивнул на костыли, которые стояли прямо за Картером. Картер подал их ему и освободил место, чтобы Лука мог встать. Лука бросил взгляд через плечо и состроил гримасу Сьюзен. - Поднимайся, соня. Тебе придется выбрать, что ты хочешь съесть. Он взял переносной телефон, засунул в один из карманов на брюках и встал. - Куда ты идешь? – поинтересовался Картер, пока Лука выходил из комнаты. - На кухню, - ответил Лука не оборачиваясь. – Меню на холодильнике. Сьюзен вскинула бровь. - Так-с, насколько я понимаю, нам придется прибрать за ним, - сказала она, беря пустые миски. Картер покачал головой и вздохнул. - Как всегда… - Не беспокойся, Картер, мы еще отомстим, когда он избавится от этих костылей. - Я это слышал! – крикнул Лука из коридора. * * * * Лука наскоро записал то, что выбрали Картер и Сьюзен, и включил телефон, когда Картер начал, запинаясь: - М-м… э… Лука, я… Лука выключил телефон и спокойно посмотрел на Картера. - Ты не будешь против, если к тебе забежит Эбби, нет? Вопрос Картера прозвучал до того опасливо, что это вызвало тревогу у Сьюзен. Разве Картер и Лука не должны были стать хорошими друзьями после возвращения из Конго? Господи, Картер даже назвал Луку Живаго и не получил за это ни единого угрожающего взгляда. Неожиданно она осознала размеры тех оборонительных сооружений, которые Лука возвел вокруг себя, чтобы не давать людям приближаться к нему. Сьюзен нетерпеливо ждала, как отреагирует Лука. Поначалу он, казалось, отнесся к этому сдержанно и даже настороженно, но потом по его лицу медленно расползлась улыбка. - Ты устраиваешь в моем доме brick party, не сказав мне об этом? – спросил он с напускной обидой. Он не понял, почему Сьюзен и Картер разразились смехом. Его шутка вряд ли могла быть настолько хороша. - Это называется BLOCK party, Лука, - объяснила Сьюзен, когда их смех поутих ((Непереводимая игра слов: party – «вечеринка», Лука путает слова brick – «кирпичная» и block – «для всего квартала»; кроме того, слово «block» имеет в английском языке все те же значения, что и в русском, в том числе «обтесанный камень», «плита», «большой полый кирпич», так что его объяснение этой ошибки вполне убедительное. – Примеч. пер.)). - Неважно. Я помню, что это имеет какое-то отношение к чему-то четырехугольному. Ему пришлось переждать, пока не улегся второй взрыв их хохота. - Ну, и когда же она придет? Ты не знаешь случайно, что бы она захотела поесть? - Хм… Дай-ка я взгляну… - сказал Картер, изучая меню. Несколько минут спустя Лука сделал заказ, и они перешли в гостиную. Сьюзан рассматривала его коллекцию CD-записей, в то время как Картер позволил себе упасть на диван и откинуть голову на спинку. - Ну, ну. Только не засыпай, - предупредил его Лука. Никакой реакции от Картера не последовало. Лука медленно опустился в одно из кресел, застонав при этом. Картер тотчас же вскинул голову и быстро открыл глаза. - Тебе больно? Лука сморщил нос, смутившись. Он украдкой бросил взгляд на Сьюзен, которая, как видно, полностью погрузилась в изучение его скудной музыкальной коллекции. Он покачал головой и попытался сохранить непринужденный тон. - Мой отец прав. Эти кресла просто слишком низкие. - Как у него дела? - Отлично. Он беспокоится. Просит передать привет. - Беспокоится? Из-за чего? - Из-за Рождества. Сьюзен услышала загадочный ответ Луки, когда вставляла диск в CD-плеер и нажимала на кнопку запуска. - А почему твой отец беспокоится из-за Рождества? – спросила она, садясь в кресло напротив Луки. - Он проводит Рождество в семье моего брата… Лука сделал паузу. Он наморщил лоб, и внезапно Картер по-настоящему встревожился. Могло ли быть так, что нечто, связанное с войной, сделало Рождество особенно болезненным временем года для семьи Луки? Внезапно Лука заговорил снова. - Не хотите ли вина? Я готов поклясться, что где-то здесь есть бутылка белого вина. Картер пристально посмотрел на него. Что, Лука переводит разговор на другое? Затем Лука улыбнулся, поняв, что его объяснение осталось менее чем половинчатым. - Мои племянницы – два гиперактивных подростка, и они обожают своего деда. Каждый раз, когда он приезжает в гости, они с него не слезают. Картер с облегчением улыбнулся и встал. - Ну, твой отец пережил встречу с расстрельной командой, Лука. Я уверен, что он переживет всё что угодно. Так где же эта бутылка вина? Он шарил на кухне, слушая краем уха, как Сьюзен вытягивает из Луки описание его племянниц и невестки. Он вернулся назад, неся бутылку и три стакана, и вручил бутылку и штопор Луке, а сам расставил стаканы на кофейном столике. Сьюзен излагала историю о маленькой Сюзи и рождественской елке. Лука вежливо улыбнулся, когда она закончила рассказ, и вытащил пробку из бутылки. Картер мог голову дать на отсечение, что в его глазах была бесконечная печаль. Рождественские истории о маленьких детях были, возможно, не такой уж удачной идеей. Но потом он заметил ностальгическое выражение в глазах Сьюзен, появившееся там сразу же, едва она перестала смеяться, и он пришел к выводу, что тут и у Сьюзен, и у Луки много общего. - Так как, ты это обдумал? – внезапно спросил он. Лука отпил глоток вина, слегка раздраженная улыбка изгибала его губы. - Умгу… - И? - Я буду работать, Картер. Но спасибо тебе. - Ты уже говорил с Романо? Лука кивнул. - Он позвонил сегодня утром. Завтра у нас с ним встреча. - Так ты пока еще не знаешь… - Картер. Я буду работать. -Эй, вы не возражаете? Я, как-никак, по-прежнему в этой комнате, - пожаловалась Сьюзен. Они оба нерешительно улыбнулись ей. - Картер пригласил меня на Рождество, - объяснил Лука, стараясь говорить беззаботным тоном. - И он пытается найти любое притянутое за уши оправдание, какое только может придумать, чтобы отвертеться от этого, - закончил Картер. Лука молча метал громы и молнии в Картера. Сьюзен не могла не издать сдавленного хихиканья. И тогда зазвонил дверной звонок, и Картер вскочил на ноги. Лука тоже честно попытался встать, поскольку твердо решил заплатить за заказанную еду и знал, что если Картер первым окажется у двери, то заплатит сам, а потом отмахнется от его возражений. Однако Луке не слишком повезло. Ему не хватило сил сделать достаточно быстрое и резкое движение для того, чтобы переместить свой вес на ноги, и он повалился обратно в кресло. Он покраснел, когда заметил, что Сьюзен смотрит на него внимательно и обеспокоенно. - Окажи мне услугу, Сьюзен, - сказал он, вытаскивая свой бумажник из бокового кармана и перебрасывая ей. – Не дай Картеру заплатить. Сьюзен проворно схватила бумажник Луки, а потом он услышал голос Эбби. - И за что это Картер должен мне заплатить? Привет, Сьюзен. Сьюзен ответила на приветствие Эбби подмигиванием, пока Лука неуклюже поворачивался в кресле, чтобы посмотреть на Эбби. - Привет, Лука. - Привет… - он тщетно пытался найти что сказать. – Ты не хочешь чего-нибудь… - он остановился на середине фразы, вдруг поняв, что уже готов был предложить Эбби вино, которое они перед этим пили втроем. - …Чего-нибудь выпить? – Он улыбнулся, надеясь, что сделанная им пауза осталась незамеченной. Если она и заметила его колебания, то никак не показала этого. Она кивнула. - «Перье» подойдет. - Я схожу принесу, - сказал Картер, проходя через гостиную. - Ну, так ты наконец ускользнула из приемного? – спросила Сьюзен, и Лука был благодарен ей за то, что она подхватила нить беседы. * * * * Лука метался и ворочался в постели. Он взглянул на будильник, стоявший на тумбочке – почти три часа ночи. Признавшись самому себе, что нет никакого смысла в том, чтобы поочередно смотреть на тени на стене и на тени на потолке, он включил ламу для чтения. Он подтянулся и сел, потом взял пару подушек и запихнул их себе за спину. Он бросил взгляд на книги на тумбочке. Их там было несколько – есть из чего выбрать. За последнюю неделю он читал не по одной книге за раз, как бывало в первые дни, когда он снова стал способен сосредотачиваться. Теперь он начал читать по несколько книг одновременно и переходил от одной к другой. Он не был уверен, означает ли это то, что его внимательность и читательский пыл увеличились, или же нечто прямо противоположное. Он взял ту книгу, которая лежала наверху стопки, раскрыл ее и взглянул на красивую закладку. Она появилась вместе с книгой, вложенная внутрь, несколько дней назад. И снова – ни имени отправителя, ни обратного адреса, ни карточки, ни надписи. Но на этот раз на книге не было даже намека на то, где она была куплена. Когда Лука открыл внешний конверт, после того как тщательно изучил штемпели, он осторожно развернул подарочную упаковку, некоторое время пристально смотрел на закладку и затем, прежде чем начать читать книгу, бережно разгладил упаковочную бумагу, сложил ее вдвое и положил в ящик стола. После этого он стал гадать, ЧТО только что сделал. Прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз дорожил чем-то материальным и хранил это как ценность. На самом деле в течение многих лет он жил только с самыми основными и необходимыми вещами. Он усвоил, по своему болезненному опыту, что всё в мире может быть утрачено, так что он не хотел ничем владеть. Нет никакого смысла в том, чтобы привязываться к чему-то. Единственная вещь, которую он носил с собой с довоенных времен, была фотография Даниэлы и Ясны. Он вздохнул, осознав, что не понял первого абзаца рассказа, и начал читать его снова. Ему понравились те немногие рассказы, которые он пока что прочел, но эта книга не захватила его внимание так сильно, как Кундера. Может быть, из-за того, что это был сборник коротких рассказов, а не роман. Ему всегда больше всего нравились романы. Он получал удовольствие от того, как развиваются сюжет и персонажи, когда у них есть для этого и время, и пространство. Он знал, что частью обаяния коротких рассказов является их крепкая композиция, точное взаимное соответствие частей, но он не мог не чувствовать себя обманутым, когда внезапно подходил к концу рассказа. У него всегда было ощущение, что нечто осталось вне текста или пропущено, что чего-то не хватает. Лука перевел взгляд на окно, где тусклый свет с улицы проникал сквозь наполовину закрытые жалюзи. Он сделал глубокий вдох. Снова он потерпел неудачу в том, чтобы вникнуть в смысл того, что только что прочел. Он посмотрел вниз и перечитал первые слова на странице, которые теперь приобрели тревожаще знакомое звучание: «Берега маленького острова были скалистыми, обрывистыми. Сверху их покрывала невысокая, непролазно густая растительность…» Скалистые берега, низкая густая растительность. Совсем как тот маленький необитаемый островок как раз по другую сторону пролива, в нескольких километрах от фермы его деда. Господи, до чего же ему не хватало моря. Но нет, ему не просто не хватало моря. Он прожил пару лет в Сан-Франциско некоторое время тому назад, но и там, возле Тихого океана, он испытывал ту же острую тоску, которую испытывал теперь в Чикаго. Чего ему действительно недоставало, так это той части побережья, рядом с которой он вырос. Не существовало слов, которыми можно было бы описать, как сильно ему недоставало ее, как сильно он стремился, и вместе с тем боялся, вернуться туда. «Я знаю, что ты имеешь в виду», - сказала Сьюзен тем вечером, когда они обсуждали дом и невозможность вернуться в него. Она рассказала ему о дереве на заднем дворе дома ее бабушки и дедушки. Оно всегда было ее любимым местом, где она пряталась всякий раз, когда ее отец и дед принимались возбужденно спорить, что неизменно происходило на любом из тех праздников, на которые собиралась вся семья. То дерево срубили, когда ей было тринадцать лет, и с тех пор она всегда чувствовала себя открытой и незащищенной каждый раз, когда ее заставляли приезжать на семейные сборища. Лука не был уверен, что Сьюзен поняла его, несмотря на то, что очень старалась установить с ним взаимопонимание. Он не просто боялся, что будет открыт всему миру, если вернется назад, и его эмоции будут обнажены и слишком свежи и непосредственны, чтобы совладать с ними. Он скорее боялся того, что потерял эти эмоции, эти воспоминания. Он изменился, так же основательно, как изменилось и само это место. Слишком много лет стараний убежать от самого себя и избегать имеющих значение человеческих взаимоотношений опустошили его до той стадии, на которой он гадал, будет ли когда-нибудь в состоянии снова находиться рядом с кем-то, снова вступить с кем-то в связь на личном уровне. Кое-что из того, что произошло сегодняшним вечером, казалось, доказывало обоснованность его страхов. Хотя он должен был признать, что ему понравилось иметь рядом Эбби, Сьюзен и Картера, и он получил удовольствие от их легкой беседы и подшучиваний, он также чувствовал, что между ним и этими тремя был некий разрыв, брешь, которую он просто не знал, как преодолеть. Или, возможно, дело было не только в нем, возможно, они и сами не хотели закрыть эту щель. Он ощущал, как они все осторожно ходят вокруг него, только что не на цыпочках. Он видел опаску и сомнения у них в глазах. Ну ладно, положим, он безусловно дал им не один повод для того, чтобы быть настороже. Прямо скажем, он был далеко не самым мягким или дружелюбным человеком перед тем, как уехал в Конго… Он поежился от горького чувства, которое невольно заползало обратно в душу. Он постарался прогнать эти мысли. Он неподвижно уставился на страницу, но к тому времени уже понял, что попытки читать книгу – напрасный труд, равно как и старания уснуть. Он отложил книгу назад на тумбочку, откинул одеяла и схватил костыли. Он слегка вздрогнул, когда босые ноги коснулись холодного пола. Воздух был прохладным. Он никогда не включал отопление на слишком большую мощность, как делают все в Америке, потому что не привык к высоким температурам в доме. Он улыбнулся, когда вспомнил, как Эбби и Сьюзен обе пожаловались сегодня вечером, что замерзли, и скептически воззрились на него, когда он предложил дать им свитер... Лука перегнулся, чтобы взять одежду, которая лежала в изножье кровати, и медленно надел брюки и спортивную рубашку. Потом он засунул ноги в шлепанцы. Будильник стоял на четырех тридцати пяти. Лука поднялся. Ну ладно, если он больше не собирается спать, то ему лучше приготовить себе чашку кофе. Сегодня он должен встретиться с Романо. Лучше, если он к тому времени будет по крайней мере частично находиться в состоянии бодрствования и бдительности.
Инна ЛМ: Глава 12. Въезд в больничный двор загораживала машина «скорой помощи», поэтому такси Луки не смогло доехать до самых дверей приемного. Со вздохом сдавшись, он расплатился с водителем и открыл дверцу. Немного посражавшись с костылями, он выставил их наружу и поднялся на ноги, опираясь на крышу машины. Потом он сунул костыли под мышки, захлопнул дверцу такси и осторожно двинулся в путь через двор. Он не отрывал пристального взгляда от асфальта. Он не хотел поскользнуться на куске льда и в результате больно упасть задом на землю, как это уже произошло сегодня, когда он выходил из своей квартиры. Он был уверен, что не случилось ничего серьезного, но правое бедро по-прежнему внятно сообщало о своих жалобах. Ему повезло, что он не упал на левую сторону. Так что теперь он внимательно изучал землю, прежде чем поставить перед собой костыли, а затем шагнуть к ним. Он почти добрался до входа, когда услышал чей-то голос: - Что, уже не терпится вернуться в эту психушку? Лука внутренне отпрянул. Такое уж его везение. Из всех, кого он должен был застать сегодня в приемном, надо же ему было наткнуться первым на Романо. Он надеялся, что встретит Картера, или Сьюзен, или Эбби. Он поднял глаза. Романо сидел на бампере одной из «скорых», с полуулыбкой, наклеенной на лице, но в нем что-то изменилось… или, может быть, появилось что-то новое. Лука не мог точно определить, что именно. Улыбка потеряла часть своей резкости, или так только казалось. Лука наклонился над низеньким врачом. - Хм-м. Здравствуйте, доктор Романо, - пробормотал он. Романо, казалось, тщательно всматривался в его лицо некоторое время. - Ну, вы не должны выглядеть таким удивленным, увидев меня, поскольку я предполагаю, что вы явились на нашу встречу, не так ли? - Умгу, - кивнул Лука. Романо нервно усмехнулся. - Как обычно, вы не самый коммуникабельный из людей, Ковач. Или, может быть, вы подзабыли английский, пока переживали приключения в джунглях? Лука решил, что это не заслуживает ответа. Достаточно странным было то, что Романо, кажется, немного смутился от его молчания. - А вы рано сегодня, - сказал он немного погодя. Лука не собирался признаваться в том, что он надеялся получить немного поддержки от своих коллег, прежде чем предстать перед начальником приемного отделения. Он просто кивнул. Романо издал раздраженный вздох, но не сделал никаких замечаний по этому поводу. Некоторое время они молчали, и наконец Романо заговорил снова: - В таком случае не присоединитесь ли ко мне за кофе? Я как раз собирался сходить в эту жалкую дыру под названием закусочная и выпить чашечку перед тем, как вы появились. Лука на секунду вытаращил на него глаза с довольно глупым видом, прежде чем ему удалось хоть как-то отреагировать. - М-м… хорошо, - сказал он в конце концов. Романо встал и подождал, пока он развернется. Потом они двинулись через двор. Лука боялся, что маленький врач начнет один из своих раундов подтрунивания, на которое, как Лука был уверен, он не сможет ответить. У него хватало хлопот с тем, чтобы стараться сохранять равновесие, без того, чтобы еще обдумывать подходящие ответы на саркастические реплики Романо. Хотя в любом случае нельзя сказать, чтобы он когда-либо был хорош в этом. Но молчание ему тоже не нравилось. Время, казалось, стояло на месте, пока он с трудом продвигался вперед на костылях. По его личным ощущениям, прошли целые века, прежде чем они достигли улицы и перешли на другую сторону. Романо обогнал его и придержал для него открытой дверь закусочной, пока Лука взбирался по немногочисленным ступенькам. - Спасибо, - сказал он, проходя мимо маленького врача. - Всегда пожалуйста. – В голосе Романо, как всегда, были насмешливые нотки, но во всем остальном голос был необычно добрым. Лука огляделся. В закусочной не было никого из Окружной. Такое уж его везение. Он выбрал один из столиков и проковылял туда. Он сел, осторожно вытянул левую ногу вдоль перегородки и положил костыли рядом с собой, в то время как Романо сел на противоположной стороне. Подошла официантка, чтобы принять их заказ. Ей потребовалось некоторое время, чтобы опомниться, когда она увидела, как выглядит нога Луки. Затем после короткого молчания она достала блокнот из кармашка на своем фартуке и карандаш из-за уха. - Что будете заказывать, господа? - Кофе, - коротко ответил Романо. – Вы не хотите что-нибудь еще, Ковач? Лука покачал головой. - Значит, кофе, - сказала официантка и ушла. Романо уставился на лицо Луки, и Лука ответил ему нерешительным взглядом. Потом он посмотрел сквозь большое окно, чувствуя себя немного неудобно. - Ну, так скажите мне, почему вам так не терпится возвратиться в этот лепрозорий. Лука пожал плечами. - Мой отпуск по болезни закончился. - Да, но это МОЯ обязанность – напомнить вам об этом и убедиться, что вы притащите свою несчастную задницу на рабочее место. Вы ведь не пытаетесь отбить у меня хлеб, не так ли? - Мне нужно вернуться к работе, - вздохнул Лука. - Ну, судя по той грациозной подвижности, которую вы пока что продемонстрировали, я полагаю, что исполнение вами своих обязанностей в приемном не будет ошеломляюще эффективным. - Я могу работать, - отрезал Лука. - Да ладно вам, Ковач. Я же видел, как вы переходили через двор. Это заняло у вас почти десять минут. - Там много льда. Лука не понимал, почему Романо строит из себя добросердечного босса. Обычно начальники приемного всегда стремились заполучить своих врачей назад и вернуть их к исполнению обязанностей, как только те оказывались на ногах, с костылями там или без костылей. У Керри Уивер с этим никогда не было сложностей. Она даже позволила Картеру работать, когда всем было видно, что он продолжает испытывать боль после того нападения. - Полы в приемном тоже могут быть чертовски скользкими. И как именно вы собираетесь заниматься травмами? - Я могу брать легкие случаи. - Господи. Вы, должно быть, совсем отчаялись. – Романо недоверчиво покачал головой. – Если только… Официантка вернулась с двумя кружками и кофейником. Романо подождал, пока она накроет на стол и уйдет, прежде чем закончил свою фразу. - …Если только вы не пытаетесь состязаться со мной. Лука воззрился на него, наморщив лоб. Он ничего не понял. - На шоу уродов, я хочу сказать. Я там номер один в топ-десятке. Лука по-прежнему блуждал в потемках. Романо издал раздраженный вздох. Затем он поднял левую руку и положил ее на стол. Лука покраснел, когда заметил крючок. О господи. Почему Картер или Сьюзен ни разу не говорили ему об этом? Он был не в силах долго смотреть на протез, и быстро опустил взгляд на свою чашку с кофе. Следующие слова Романо настигли его как физический удар. - Но теперь вам следует усвоить, что у вас должны что-нибудь откромсать, чтобы вы достигли моего уровня. Последовало напряженное молчание. Лука стиснул зубы. - Когда вам должны это снять? – внезапно спросил Романо. Лука поднял глаза. Романо указывал на спицы и стержень, выступающие из его левой ноги и торчащие из боковой части штанины джинсов. - Через три недели. - Ну, было бы довольно паршиво, если бы они застряли между поручнями какой-нибудь каталки, - начал Романо, а потом внимательно изучил выражение лица Луки. – Но если вы и в самом деле так несчастны без нас, я могу что-нибудь для вас устроить. Как насчет того, чтобы для начала работать неполную смену? Тон голоса Романо был почти добрым. Луке потребовалось некоторое время, прежде чем ему удалось кивнуть. Затем он отпил кофе. Он по-прежнему не мог разгадать Романо. Маленький врач улыбнулся, довольный собой, когда заметил смущение и растерянность Луки. Он пошарил в кармане своего халата и наконец извлек оттуда ежедневник. - Давайте посмотрим… Вы можете начать послезавтра? - Это будет отлично. – Лука поколебался. – Спасибо, доктор Романо. - Как я уже сказал, добро пожаловать, Грин-карта. * * * * Лука поболтал стаканом, так что кубики льда зазвякали, ударяясь о стекло. Он поднял стакан, чтобы посмотреть на напиток против света. Алкоголь оставил тонкий след, смешиваясь с водой от ледяных кубиков. Он понюхал напиток, наслаждаясь запахом. Затем он сделал глоток. Он просмаковал его сухой жгучий вкус и улыбнулся самому себе. Он знал, что дела у него пошли на лад, когда он выбрал лучший сорт водки. В любом случае, сегодня был праздник, и он отмечал его. Ну, конечно, его способ встречать Рождество был, возможно, и не самым ортодоксальным, но это был что-то вроде празднования, то, что, как он чувствовал, больше всего ему по душе. Он провел спокойный день, читая и смотря запись футбольного матча, а потом приготовил себе легкий ужин. Удостоверившись, что время подходящее, он взял телефон и набрал номер своего брата. Он засмеялся, услышав шум и суматоху в заполненной народом квартире, когда София, жена Степана, подняла трубку. Он немного побеседовал с ней, а потом попросил позвать к телефону Степана. Разумеется, не было никакого шанса на цивилизованный разговор со старшим братом, когда остальная семья кричит и возится на заднем плане, но, так или иначе, они сумели обменяться несколькими словами. А потом он получил к трубке тату, и насладился тем, как тата тщетно пытается ответить, как у него дела, одновременно стараясь снять у себя со спины Ану и Дуню. Затем телефон заграбастала Ана и принялась дразнить его насчет того, как он спрашивает ее про уроки, и прикидываться оскорбленной тем, что ее любимый дядя флиртует с американскими женщинами вместо того, чтобы приехать в Хорватию и флиртовать с ней, как следовало бы. Когда она с ним закончила, пришла очередь Дуни схватить телефон и спросить его, приятно ли он проводит «Ррррождество», ее язык перекатывался, вибрируя, в имитации американского акцента. Наконец тате удалось спасти аппарат, а Степан, очевидно, сумел выдворить обеих своих дочерей из гостиной, предоставив тате свободное место и время для настоящего разговора с Лукой. Они провели добрых полчаса, рассказывая друг другу последние новости. Лука немного подготовился к предстоящей беседе и заранее припас несколько новостей, так что он смог избежать неудобных вопросов таты и достойно ответить на некоторые из них. Конечно, сделать это с темой «Джиллиан» было не так легко, равно как и с тем, что он по-прежнему слишком мало спит. Но тата казался счастлив узнать, что он вернулся к работе и преуспеянию. Затем Лука выслушал жалобы таты на то, какими большими и вредными стали Ана и Дуня за последний год, и как он не может снять их со своей спины. Он здорово посмеялся над описанием того, как Ана познакомила тату со своим приятелем и объявила бедному мальчишке, что ее дедушка был ее первой любовью и что никто никогда не сумеет занять его место. Лука так и представлял себе, как вытянулось от огорчения и замешательства лицо этого несчастного парня, когда тот услышал ее слова. Ана была та еще штучка. Лука жалел мальчиков ее возраста. Под конец Лука послал самые горячие приветы всем и каждому и повесил трубку. Забавно, как получасовой телефонный разговор может перевернуть весь твой день, подумал он, рассеянно погладив пластмассовую поверхность аппарата. Он чувствовал себя легко и беззаботно. Он заранее знал, что этот звонок будет высшей точкой всего дня, как это всегда и бывало в течение последних двенадцати лет, но он не ожидал, что это так сильно поднимет ему настроение в этом году. Ну, сказал он себе, потирая ладонью глаза, лучше наслаждаться хорошим настроением и продолжить с Рождеством. Он оперся на кофейный столик и взглянул на маленький ассортимент видеофильмов, которые оставила здесь Сьюзен. Он посмотрит фильм или, может быть, два, пока будет пить рюмку, или, может быть, две, а потом пойдет спать, совсем как он делал каждый год, если только не оказывался настолько везучим, чтобы быть на дежурстве. * * * * Джиллиан постучала в дверь, а потом постаралась успокоить бабочек, порхающих у нее в животе. Она поморщилась от звуков громких, веселых голосов, доносящихся из квартиры. Она не знала точно, что делает здесь. Но альтернатива – оставаться в своей собственной квартире, посмотреть телевизор и немного почитать – была чем угодно, только не привлекательным вариантом провести Рождество. Не то чтобы она когда-либо отмечала его по-домашнему у себя в Монреале. Обычно она ходила на вечеринки к кому-нибудь из друзей, или на переполненные народом дискотеки. Конечно, представление о Рождестве Анто, Бояны и Марии должно быть очень далеким от того, к чему она привыкла. Внезапно дверь распахнулась, и там стояла Бояна, приглашая ее заходить. Джиллиан удалось нацепить на лицо улыбку и кое-как ответить на ее приветствия, пока она собиралась с духом, готовясь к неизбежному: бесконечным представлениям и неисчислимым вопросам, которые должны за этим последовать. Многочисленные друзья Анто и Бояны безусловно будут любопытствовать насчет этой канадки, которая решила переехать в Чикаго и из всех языков, существующих в мире, выучить именно хорватский. Она уже приготовила хороший, хотя и не соответствующий истине ответ на первый вопрос: что ее работа в здешней клинике лучше, чем любая из предлагавшихся ей в Канаде. На второй вопрос, однако, она не могла найти достойного ответа. Она надеялась, что ее осенит внезапный прилив вдохновения, и ответ получится таким коротким и определенным, что предотвратит дальнейшие расспросы. Бояна уже взяла ее пальто и повесила на вешалку. Джиллиан заметила, что там висела всего пара пальто. Может быть, она пришла слишком рано, и они еще ждут других своих гостей? Она заметила озабоченный взгляд Бояны и постаралась взять себя в руки. - Извини? Я не поняла, что ты сказала… - проговорила она, когда поняла, что Бояна только что спросила ее о чем-то. Бояна послала ей понимающую улыбку. - Да, я заметила. С тобой всё в порядке, Джиллиан? Джиллиан кивнула. - Ты уверена? Джиллиан вздохнула. Ей следовало бы заранее знать, что обмануть Бояну будет нелегко. Она указала на вешалку для одежды. - Ваши гости еще не прибыли? Я пришла слишком рано? Бояна улыбнулась. Эти вопросы имели целью отвлечь ее внимание от того, что тревожило Джиллиан, чем бы это ни было, но они возымели противоположный эффект. Теперь Бояна очень хорошо представляла, что не дает ей покоя. - На самом деле у нас будет только четверо гостей, кроме тебя, Джиллиан, - объяснила она и мысленно заметила себе выговорить попозже Антону за это. Он должен был заранее объяснить Джиллиан, как они собираются справлять Рождество. – Это Матей и Йелка, с которыми ты уже встречалась, а потом еще Роза и Мирна, приятельницы мамы. Она тут же увидела, как Джиллиан улыбнулась с облегчением. - Ну, эти пожилые дамы могут быть довольно надоедливыми. Но ты просто подмигни мне, если они насядут на тебя и прижмут к стене, и я тебя спасу, ладно? Джиллиан усмехнулась. - Я уверена, что это не понадобится, Бояна. - Нет, уж поверь мне, это так. Обещай, что позовешь меня на помощь. - О’кей. - Отлично, - сказала Бояна и повела Джиллиан в гостиную. – Матей, Джиллиан пришла. Джиллиан улыбнулась высокому, крепко сложенному мужчине, который лежал, растянувшись на диване, но поспешил встать, как только увидел ее. Она протянула ему руку и улыбнулась. На этот раз улыбка на ее губах была искренней. Матей и Йелка были одними из тех немногих друзей Анто и Бояны, с которыми они ее познакомили. Им обоим было тридцать с небольшим, оба работали инженерами в каких-то крупных компаниях в Чикаго. Она оглядела пустую гостиную. - А где Йелка? Она где-то прячется? – спросила Джиллиан, попытавшись посмеяться над собственным смущением. - Она на мессе, - объяснил Матей. Джиллиан подняла брови. Так вот почему ее попросили прийти так поздно. Конечно же, они ходили на полуночную мессу. - Вместе с остальными? Бояна кивнула. - Да, со всеми добрыми христианами. Здесь остались только мы, язычники. Матей засмеялся ее шутке, но Джиллиан наморщила лоб. - Язычники? Бояна положила ей руку на плечо. - Те, кто не является добрыми христианами. Неверующие, - объяснила она. – В качестве наказания нам придется готовить ужин. Вы оба собираетесь мне помочь? - Да, конечно, - ответила Джиллиан. Матей осторожно осмотрелся, очевидно, взвешивая свои шансы ускользнуть от насильственной вербовки, но после того, как Бояна послала ему угрожающий взгляд, он взял с кофейного столика свой стакан и последовал за обеими женщинами на кухню. * * * * Лука делал себе сэндвич на кухне, когда зазвонил телефон. Он уронил нож на разделочный стол и схватил костыли. Выругавшись себе под нос, он поспешил в гостиную, считая звонки. Два… три… он всё еще был далеко от телефона, а автоответчик включится после пятого звонка. Четыре… Он не ждал, что кто-то позвонит ему сегодня вечером. По этой причине он не носил телефон с собой. Кто бы это мог быть? Он плюхнулся на диван и потянулся за телефоном. - Алло? – проговорил он, задыхаясь. - Что, застигла тебя в неподходящий момент? – спросил голос Сьюзен. - Что-то в этом роде… - пробормотал Лука. - Только не говори мне, что ты… - Сьюзен запнулась и решила отказаться от вульгарной шутки. Ей понадобилась минута, чтобы подыскать вместо нее другую, менее провокационную. - …Зажигал рождественскую елку. Лука засмеялся. - Готовил себе сэндвич и наливал третью рюмку водки, - невозмутимо ответил он. - Ты взял хороший темп в выпивке, - заметила Сьюзен и глянула на часы. Одиннадцать тридцать. Она подумала, планирует ли Лука опустошить бутылку за сегодняшние вечер и ночь. Если да, то он не торопится. - Я не спешу, - сказал Лука, словно читая ее мысли. Это лишило ее дара речи, и она не могла найти слов для ответа. К счастью, он продолжил: - Я уже выпил первые две, пока смотрел один из твоих фильмов. Он оказался забавным. - Ох, ну хватит, - проворчала Сьюзен. – Ты что, правда хочешь сделать мою жизнь еще несчастнее? Она была довольна, когда услышала его тихий смех. - Ну, так как там у вас дела? – спросил он. - Всё спокойно. Пока. - Вот оно, мое везение, - притворно пожаловался он. – Первые раз за многие годы меня там нет, и вам достается беспроблемная смена. - Всё зависит от того, как на это посмотреть, Лука. Я тут умираю от скуки. - Умгу. Сьюзен подавила вздох, когда линию заполнило очередное молчание. Иногда с Лукой всё еще бывало трудновато вести беседу, особенно когда он выдавал свои знаменитые «м-м» или «умгу». Она собиралась пожелать ему счастливого Рождества по телефону, но он не упрощал ей задачу. Она просто не могла сообразить, как поддержать разговор в легком стиле, не скатываясь при этом в излишнюю сентиментальность. - Знаешь, я тут подумала, - как ты насчет того, чтобы съесть со мной рождественский завтрак? - внезапно спросила она. - Ты еще не пробовал мои прославленные черничные оладьи. - М-м… Сьюзен… Это очень мило с твоей стороны, но к завтрашнему утру ты совершенно вымотаешься… - Эй, я же вызвалась добровольцем. Не упусти шанс. - Кроме того, я не думаю, что у меня есть нужные ингредиенты… - Не страшно, у меня уже есть всё, что понадобится. - Правда? Лука не мог скрыть потрясения в голосе. Он был тронут. Она действительно взяла на себя труд купить продукты к рождественскому завтраку с ним? А если она это сделала, то почему ничего не говорила ему раньше? Ну, возможно, потому, что знала – он постарается отклонить ее предложение. Если она застигнет его врасплох, то вероятность того, что он скажет «нет», будет меньше. - Да, я всё купила. Что, если я загляну к восьми? Повисло короткое молчание, и Сьюзен переступила с ноги на ногу. Это становилось всё труднее и труднее. Что, если он скажет «нет»? А если он этого не сделает, тогда она окажется по уши в проблемах. Ей придется поехать домой и забрать оттуда все ингредиенты, прежде чем отправиться к Луке. А что если у нее не окажется дома всего, что нужно? Где она отыщет продуктовый магазин, открытый в рождественское утро? - В восемь будет в самый раз. Сьюзен вдохнула и выдохнула. - Хорошо, тогда увидимся завтра, - сказала она, стараясь говорить жизнерадостно и бодро. Она расслышала по его дыханию, что он улыбнулся, и тотчас же поняла, что была права, последовав своему импульсивному решению и напросившись к нему на завтрак. - Веселого Рождества, Сьюзен. - Веселого Рождества, Лука. * * * * - Итак, скажите мне, почему вы решили учить хорватский язык? Джиллиан уставилась на Матея, который сидел за столом рядом с ней. Она почувствовала, как жар окатил ее щеки, когда она покраснела. Здорово. Как раз когда они дошли до кульминации великолепного рождественского ужина… Она раз-другой моргнула, улыбнулась и отпила глоток вина, пытаясь выиграть время на то, чтобы Анто и Бояна успели вмешаться. Но Бояна была занята разговором с одной из пожилых дам, а Анто как раз только что ушел на кухню за новой бутылкой вина. Ей придется справляться своими силами. - Ну… - начала она, отлично отдавая себе отчет в том, что Мария и Роза изучают ее. Конечно, пожилые дамы не упустят случая ухватиться обеими руками за материал для сплетен. - Это всё из-за того парня, которого я встретила в Конго, когда работала медсестрой по программе Международного медицинского альянса. Я влюбилась в него. Потом он тяжело заболел, и единственным языком, на котором он говорил, был хорватский. Так что я постаралась выучить немного, чтобы понимать его. Матей поднял брови. - В самом деле? Джиллиан постаралась не закатить глаза. До чего умный вопрос. Ну, она не могла ожидать от Матея слишком многого, принимая во внимание тот объем алкоголя, который он уже ввел в свой организм. Она тоже выпила немножко слишком много. В противном случае она бы никогда не была так откровенна. - Да. Но когда он снова выздоровел, это не помогло делу. Это моя вина, я думаю. Я решила, что он чувствовал то же, что и я. – Джиллиан очень старалась, чтобы ее голос оставался нейтральным и беззаботным, пока она излагала свою историю. Она пожала плечами и отмахнулась от следующего вопроса, подняв свой бокал. - Веселого Рождества, - сказала она, адресуясь ко всем людям за столом. Они все подняли бокалы и выпили вместе с ней. * * * * - Грин-карта! – Лука почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки, когда в зале раздался знакомый командирский голос. За несколько дней до этого Лука недвусмысленно дал понять Романо, что больше не намерен терпеть никаких кличек, но в качестве ответа получил только презрительную ухмылку. Точнее, ухмылку и вызов: - Если вы найдете кличку для меня, которую я сочту по-настоящему неприятной, то я перестану обзывать вас, граф Влад ((Граф Влад Цепеш, по прозвищу Дракула (1430–1470) – правитель Валахии, государства на территории современной Румынии, отличался невероятной жестокостью; будем надеяться, что Романо подразумевал балканское происхождение Луки, а не его душевные качества. – Примеч. пер.)). В противном случае вам просто придется обзавестись шкурой потолще. Так что Лука принялся ломать себе голову. Он быстро обнаружил, что худшие оскорбления на хорватском остаются незамеченными – для Романо они были как с гуся вода. Язвительные упоминания о его росте, плешивости, мерзком характере, эгоизме и сверхраздутом самомнении также были неэффективны. Намеки на возможную импотенцию или отсутствие половой жизни только вызвали лавину ядовитых комментариев о бывших сексуальных партнершах Луки на громкости, достаточной для того, чтобы это услышали в операционных на четвертом этаже. Это заставило его всю неделю проработать со взглядом, прикованным к полу, особенно после того, как большинство женщин из приемного вознамерились убедить его, что наглецом и придурком они считают не его, а Романо. Даже самые бесстыдные выпады касательно отсутствия одной руки не срабатывали. И несмотря на то, что он получал помощь от персонала приемного, Лука теперь был уверен, что проиграл брошенный ему вызов и никогда уже не дождется конца романовских издевательств. Он повернулся и очутился лицом к лицу с маленьким врачом, прекрасно сознавая присутствие в зале медсестер и врачей. Никто из них не отвлекся от того, чем был занят. Они больше не обеспечивали готовную публику для непрекращающейся словесной битвы между ним и Романо, с тех пор как стали свидетелями того, как Лука терпел одно поражение за другим. Он огляделся и затем сосредоточился на Романо. - Да? - Ну вот что, Игорь ((Очевидно, Романо имеет в виду комический персонаж из популярного сериала «Госпиталь МЭШ» – долговязого недотепу-повара, которого постоянно критиковали за плохую еду. – Примеч. пер.)). Я полагаю, вы уже неплохо освоились со своими костылями. Чтобы повернуться, вам потребовалось всего только… - он притворился, что смотрит на часы. - …Около минуты. Вы ничего не имеете против того, чтобы объяснить мне, почему вы до сих пор не выписали мистера Томпсона? - Я всё еще жду результатов кое-каких анализов, - ответил Лука, глядя ему прямо в глаза. - Так, значит, вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО их заказали. Лука твердо выдержал взгляд Романо. - Я не могу исключить внутреннее кровотечение на основе рентгена живота. - Значит, именно поэтому вы проводите пятисотдолларовое обследование какого-то бездомного, вопреки высказанным прямым приказам вашего непосредственного начальника? - Разве это не общественная больница? - Я уверен, что вы должны испытывать ностальгию по старым добрым дням, товарищ, но у меня для вас новости: коммунизм закончился. Дела уже больше не обстоят так, как в бывшей Югославии. Привыкайте. У Луки внезапно потемнело в глазах от гнева. Он нагнулся над Романо и изо всех сил вцепился в костыли, пытаясь справиться с непреодолимым побуждением сбить того с ног. Он крепко стиснул челюсти, и когда решил, что сможет ответить без того, чтобы схватить Романо за лацканы халата и швырнуть об стену, то сделал контролируемый вдох. - Что, черт подери, ВЫ знаете? – прошипел он. - Ничего. Ровно столько же, сколько ВЫ знаете о больничных бюджетах, - прошипел Романо в ответ. – Но вам следует исполнять приказы вышестоящего. - Это МОЙ пациент. - Больше не ваш, Ковач. Вы временно отстранены. - Вы не можете это сделать. - О, нет. Могу. Уже сделал. Лука резко повернулся, оборвав всё то, что бы там еще ни намеревался сказать Романо, и пошел по коридору. - Отлично, - крикнул он через плечо. – Позвоните мне, когда я должен буду вернуться.
Инна ЛМ: Глава 13. Сьюзен остановила машину и посмотрела на здание, к которому они подъехали. К нему вела внушительная лестница. Она подсчитала ступеньки. Около двенадцати. Она мысленно чертыхнулась, поскольку не удосужилась принять их во внимание раньше. Помещение, где проходили встречи книжного клуба, было на первом этаже, но эта лестница представит довольно серьезный вызов и без того уже неохотно согласившемуся и продолжающему колебаться Луке. Она станет для него еще одним оправданием того, чтобы не выходить из машины. Сьюзен потребовалось больше недели, чтобы убедить его выбраться из квартиры и посетить встречу книжного клуба. Она бывала здесь уже пару раз, и ей показалось, что обстановка на этих собраниях вполне доброжелательная. Их проводил преподаватель немецкой литературы из Чикагского университета, и книги, которые они обсуждали, были в большинстве своем романами девятнадцатого века – как раз то, что любит Лука. Сьюзен была убеждена, что он должен найти себе какие-нибудь занятия за пределами квартиры на то время, пока его отстранили, иначе он снова впадет в ту депрессию, которой страдал до возвращения на работу. - Ну вот, это здесь, - произнесла она с ободряющей улыбкой. - Двенадцать ступенек, - отметил Лука, глядя на фасад здания. - О, прекрати. Это всё ерунда. И Джек сказал… - Послушай, Сьюзен. Сейчас уже десять минут восьмого, и мне понадобится по крайней мере пять минут, чтобы взобраться по ним. Я не хочу настолько опаздывать. - Ты всегда такой пунктуальный? Знаешь, на этих встречах обходятся безо всяких церемоний и строгостей. Не имеет значения, если ты чуть-чуть опоздаешь. - Мы не можем оставить всё как есть? Я обещаю, что приеду на следующей неделе. Вовремя, - голос Луки был наполовину умоляющим, наполовину раздраженным. Сьюзен смерила его непреклонным взором, про себя взмолившись, чтобы он не рассердился на нее. У нее и правда не было никакого права навязывать Луке этот книжный клуб. Но вместо этого он казался немного сконфуженным своей очевидной ложью. Он ведь даже и не думал о том, чтобы вернуться сюда на следующей неделе. Он вздохнул, открыл дверцу машины и выставил наружу костыли. - Хорошо, так и быть… Сьюзен одарила его улыбкой. - Я заеду за тобой через час. Он кивнул. Потом он вылез из машины, захлопнул дверцу и двинулся в путь к зданию. Она пронаблюдала, как он медленно поднимается по первым ступенькам, прежде чем завела машину и отъехала. Она не хотела хлопотать вокруг него как недоверчивая наседка. * * * * В двадцать минут девятого Сьюзен припарковалась на том же месте, гадая, где Лука. Она приехала вовремя, но никто не выходил из здания. Она подумала, что на встрече, возможно, разговорились о чем-то интересном и продлили ее на несколько минут. Но сейчас уже было поздновато для такой задержки. Она обдумывала, не выйти ли из машины, чтобы проверить помещение для встреч, когда ее испугал стук в стекло с ее стороны. Это был Лука. - Я уже прикидывала, не следует ли объявить тебя в розыск, - сказала она, опустив стекло. И тогда она заметила мужчину, стоявшего рядом с Лукой. – Э, здравствуйте, профессор… - она покраснела. Она забыла его имя. - Перкинс. Дэниел Перкинс. Простите, что похитил вашего друга ради чашки кофе. - Всё в порядке, - сказала Сьюзен. Она уже готова была добавить, что в прошлом его обычно похищали для чего-то гораздо большего, чем чашка кофе, но одернула себя. Подтрунивания над сексуальной жизнью друг друга уже давно стало для них с Лукой обычной вещью, но нет нужды втягивать в это еще кого-то. Профессор Перкинс потряс Луке руку. - Приятно было встретиться с вами, доктор Ковач. Я получил подлинное удовольствие от нашей небольшой беседы. Значит, увидимся завтра? - Да, профессор. Мне тоже приятно было с вами познакомиться, - Лука пожал руку профессору Перкинсу и затем обошел машину, направляясь к пассажирскому сиденью. - Ну и к чему всё это было? – спросила Сьюзен, когда он наконец уселся рядом с ней. Лука невинно посмотрел на нее. - К чему было что? - Ну ладно тебе, Лука. Он опустил глаза, чтобы спрятать улыбку. Он выглядел смущенным. - Я… Знаешь, я так и не добрался до этой встречи, - начал он. Сьюзен посмотрела на него, потрясенная. - Что? - М-м… Сьюзен, - Лука указал вперед, чтобы заставить ее сосредоточиться на дороге. Когда они подъехали к светофору и остановились на красный свет, она повернулась к нему. - Так как же получилось, что ты в результате отправился пить кофе с профессором Перкинсом? - Ну, я ждал тебя и отмораживал себе задницу на улице, когда решил, что с тем же успехом могу подождать и в холле… Я просто должен был уйти незадолго до того, как они закончат. Но они закончили рано, и профессор заметил меня в холле. Наверное, ты очень точно описала меня. Он показал на светофор, который уже зажегся зеленым. Сьюзен тронула машину с места. - И как же ты объяснил ему, почему ты не пришел? - Я сказал ему, что не люблю толпы народу. - Честное слово, Лука, двенадцать человек трудно назвать толпой. - И я сказал ему, что это ты уговорила меня на это, и что я струсил в последнюю минуту. Сьюзен закрыла рот, когда поняла, что он разинут. Она расслышала беззвучное хихиканье Луки. - И что он сказал? - Что ты произвела на него такое же впечатление. - Какое впечатление? - Что ты настойчивая… Сьюзен, теперь ты можешь закрыть рот. - Ну что ж… э… м-м… - Это была шутка, Сьюзен. Сьюзен постаралась улыбнуться, но это выглядело не очень убедительно. - Хотя он приятный человек, - продолжал Лука. – Он попытался сам продать мне книжный клуб, но не обиделся, когда я не поддался ему. - Так что это за история с вашей завтрашней встречей? - Он придет на чашку кофе. - Придет на ЧТО? Лука усмехнулся. - Я сказал ему, что у меня есть экземпляр первого немецкого издания «Волшебной горы» ((Один из самых известных романов Томаса Манна; впервые издан в Германии в 1924 г. – Примеч. пер.)). Сьюзен наблюдала за ним с удивленной улыбкой. Это звучало как еще одна из шуток Луки. Он выдавал самые странные вещи самым серьезным тоном, так что веришь всему, что бы он ни сказал. - А это правда? Или ты пытаешься обмануть беднягу? - Сьюзен, я уязвлен. Неужели ты думаешь, что я бы… Лука остановился на середине своей наигранной жалобы, когда увидел выражение ее лица. - Нет, оно у меня действительно есть. Это одно из сокровищ Милана. Он прислал его с моим отцом. Сьюзен подняла брови. Потрясающий подарок. По словам Луки, другу его отца принадлежало не так уж много вещей. Так же как и всем остальным из круга знакомых Луки в Хорватии, как сказал он ей. - Ого, вот это подарок. Он молча кивнул. Она подъехала к тротуару перед домом Луки и остановилась. Лука повернулся к ней. - Не хочешь ли зайти выпить кофе? - Я бы с радостью. Но у меня завтра ранняя смена… Она немедленно пожалела, что сказала это. У Луки был тяжелый случай того, что называют «cabin fever» – сильной раздражительности и плохого настроения, вызванных одиночеством и слишком долгим пребыванием в четырех стенах – с тех самых пор, как его отстранили. Он не мог заставить себя выбраться из квартиры, и тем не менее ему было до крайности неприятно находиться там. Необходимость ходить на работу столько лет оставалась единственной вещью, которая заставляла его держаться, что это, казалось, уже стало привычкой, отказаться от которой ему было очень трудно. Когда его отпуск по болезни подошел к концу, он даже позвонил Романо, чтобы вернуться к работе. Не то чтобы Лука когда-нибудь рассказывал ей об этом, но Сьюзен сама вычислила это во время одного из своих соревнований в остроумии с Романо несколько недель назад. Этот маленький тиран безусловно знал, как пронять Луку, отстранив его. - Ладно. Он открыл дверцу и начал вылезать из машины. - Спасибо за поездку, - сказал он, поворачиваясь к ней. - Как насчет кино завтра вечером? - Если только это НЕ будут «Звездные войны»… - Вообще-то мы могли бы сходить в кино вместо того, чтобы брать что-то в видеопрокате, - предложила она, надеясь, хотя и считая это в высшей степени маловероятным, что он согласится. Лука с минуту обдумывал это. - Хорошо, - сказал он в конце концов. - Если ты сможешь найти кинотеатр без лестницы… - Найду, - заверила она его. Он выбрался из машины и уже собирался закрыть дверцу, когда она окликнула его. - Да? - А как же профессор Перкинс? - А, это не проблема. Он будет здесь к трем. Я не думаю, что он задержится так надолго. Когда ты приедешь? - Что, если к семи часам? - Прекрасно. Спокойной ночи, Сьюзен. На этот раз она подождала, пока он взберется по нескольким ступенькам к входу и откроет дверь подъезда. * * * * Лука сидел на табурете в первой смотровой. Он ненадолго оторвался от карты и откусил кусочек донатса из пакета, лежащего на тележке с перевязочными материалами рядом с ним. Вообще-то он не должен был заниматься здесь картами, и уж тем более за чашкой кофе с донатсами, но он обнаружил, что с его ногой удобнее сидеть на высоких табуретах, которые использовались для осмотра пациентов, чем на диване в ординаторской. Он мог пристроить карту между бедром и краем кровати, и это была как раз подходящая высота. Кроме того, в приемном сегодня утром всё обстояло спокойно, и он хотел любой ценой избежать встречи с Романо. Он вернулся к работе за три дня до этого, после короткого послания, оставленного на его автоответчике, и ему настолько повезло, что он получил разные смены с шефом приемного. Он записывался на доске вместе с Картером или Сьюзен, и был просто в восторге от того, что может трудиться, не видя этого маленького тирана. Голос на задворках его разума шептал, что, поскольку именно Романо составляет расписание смен для всех сотрудников приемного, то, возможно, сделал это специально, дав ему передохнуть от его подколок и придирок на несколько дней, но Лука неизменно отбрасывал эту мысль как полную чепуху. И, увы, период облегчения был слишком кратким. Сегодня Романо должен был начать свою смену через пару часов после появления Луки, так что у них совпадала по крайней мере часть рабочего дня. Лука подавил вздох и вернулся к карте, после того, как сделал глоток кофе. - Пожалуйста, переоденьтесь в эту рубашку и сядьте на кровать. Врач сразу же придет осмотреть вас, - внезапно раздался голос Малика, вместе со скрипом резиновых шин кресла по гладкому полу. - Как, я должна переодеваться ЗДЕСЬ? У вас есть хоть какие-то представления о приличиях, молодой человек? - Я задерну для вас занавески. - Но это же посреди общего зала! - Я обеспечу вам уединение, мэм. - Это просто возмутительно! За этим последовало звяканье колец занавески. Малик явно решил закончить на сем спор. Лука засмеялся про себя. Он гадал, кто же будет тот несчастный, которому выпадет жребий заниматься этой пожилой дамой. Пятью минутами позже из-за занавесок донесся голос. Ухмылка Луки стала шире. - Итак, миссис… Хансен, в чем у вас сегодня проблема? Молчание. И затем: - Это ВЫ – врач? - Да, мэм. Доктор Романо, к вашим услугам. А теперь, если вы скажете мне… - Но вы, безусловно, не можете осматривать меня с… - Уверяю вас, мэм, что могу. Так в чем проблема? Голос Романо был немного резковат, но во всем остальном был в высшей степени спокоен. Необычно спокоен. Улыбка застыла на губах у Луки. - Послушайте, молодой человек, вы… Об пол что-то стукнуло – и опять голос дамы: - Да вы даже карту удержать не можете! Лука положил свою карту и схватил костыли. Он услышал достаточно. Никто не заслуживал такого. Даже Романо. Он встал. Но потом подумал, что Романо – самый скорый на язык человек, которого он когда-либо знал. Романо, несомненно, справится с этим сам. Он услышал, как врач поднял с пола карту, и удивился, почему тот всё еще ничего не сказал. - Я не хочу, чтобы вы меня осматривали, - продолжала дама. Молчание. Почему Романо до сих пор не отбрил ее? - У вас тут что, нет какого-нибудь здорового врача? Снова короткое молчание. А потом: - Нет, у нас тут нет. – Романо поднял глаза при звуках голоса с сильным акцентом и шуршания занавесок, сдвигаемых в сторону. – Есть либо однорукий врач, либо на костылях. Лука посмотрел даме прямо в лицо. У нее отвисла челюсть. Она не могла вымолвить ни слова. - Не хотите ли передать мне пациентку, доктор Романо? - Конечно, будьте моим гостем. Романо вручил ему карту. Лука посмотрел на нее. - Хм, доктор… - Лука содрогнулся, ожидая, какую очередную кличку изобретет предубежденное и кажущееся неистощимым воображение Романо. - …Доктор Ковач… Лука поднял взгляд, не в силах скрыть свое удивление. На лице Романо была широкая усмешка. - Да? - У вас… э-э… шоколад на подбородке. Усмешка Романо стала еще шире, если только это было возможно. Он пристально смотрел на Луку, и взгляд у него был не пронзительным и испепеляющим, как обычно, но открытым и веселым. - Что ж, спасибо, доктор Романо, - сказал Лука, вытирая подбородок кончиками пальцев. Был ли этот булькающий звук, который донесся оттуда, где стоял Романо, тихим смешком? Ну, вообще-то его плечи слегка подрагивали. Лука потер подбородок больше, чем было необходимо, отчаянно стараясь сам не разразиться смехом. Он снова посмотрел в карту. - Итак, миссис Хансен. Вы жаловались на боль в животе… Когда он поднял взгляд от карты, пожилая дама по-прежнему глазела на него, а Романо нигде не было видно. * * * * - Вызовите Ковача, - приказ Романо громко отдался от стен травмы. - Доктор Романо, я уверена, что смогу… - попыталась ответить Нила. Романо склонился над маленькой девочкой на столе, ее жизненные показатели быстро падали. Романо предпочел проигнорировать свою студентку. - Мы тут не можем рисковать. Живо! – крикнул он, уставясь на Чуни. Чуни бросила быстрый взгляд на Сьюзен, которая по-прежнему сидела, опустив голову между коленей, и двинулась к выходу. Она услышала остаток фразы, уже захлопнув за собой двери травмы, таким громким был голос начальника приемного: - Велите ему пошевеливаться! Лука торопился по коридору, с Чуни в кильватере. Она опередила его, проскочив мимо него, и придержала открытыми двери травмы, чтобы он мог пройти. На столе лежала маленькая девочка, ее грудь был вскрыта. Монитор издавал громкий непрерывный писк. Выражение облегчения прошло по лицу Романо, когда он заметил Луку, но он немедленно спрятал его за ехидной усмешкой. - Замечательно, Ковач. В следующий раз я пришлю вам самокат. - Что здесь? - У нее разрыв селезенки, - коротко объяснил Романо, пока Лука надевал перчатки. Лука взглянул на начальника приемного и студентку по другую сторону стола. Он заметил Сьюзен, сидящую у стены за ними. Она выглядела так, словно была на грани обморока. Что с ней стряслось? Затем его внимание вернулось к двоим врачам напротив него. Нила казалась разочарованной. Лука был уверен, что она в состоянии провести нужную процедуру под руководством Романо, хотя та была очень тонкая и сложная. Что ни говори, а Романо был блестящим хирургом, и, несмотря на его тяжелый характер, по-настоящему хорошим преподавателем. Он был жестким и требовательным и безо всякой жалости относился к ошибкам, но его объяснения процедур всегда были ясными и доходчивыми. И в чем он точно не был замечен, так это в готовности обращаться за помощью к другим врачам. Почему, ради всего святого, Романо вызвал его? Потребовалось меньше секунды, чтобы эти мысли пронеслись в мозгу Луки, но Романо уже уставился на него. - Давайте, - рявкнул он. – Мы не можем тратить на это весь день! Лука подошел ближе к столу. Он еще не занимался травмами с тех пор, как снова начал работать. Он взял инструменты и начал зашивать разрыв, одновременно стараясь удерживать костыли подмышками и стоять под правильным углом к столу. Это было нелегко. Столы в травме всегда были для него низковаты, и он вечно был вынужден наклоняться к ним. Один из костылей выскользнул и упал на пол. Романо произнес красочное словечко. - Ради бога, бросьте их, Ковач! Лука уронил и второй костыль и перенес весь свой вес на правую ногу. Он закончил зашивать повреждение и уже собирался попросить шприц, когда тот появился перед ним. Романо держал его. Лука принял шприц с признательным кивком и осторожно ввел иглу в сердце девочки, слушая, как Романо твердым и ровным голосом по собственной инициативе дает разъяснения Ниле. Она не отважилась бы спросить, что делает Лука, но всё же получала определенную пользу от описания Романо. А потом воспоминание явилось Луке как внезапная вспышка. Та же проблема, та же процедура, Керри и Харкинс склонились над ним, пока он зашивает повреждение. Когда он сделал вдох, то извлек иглу. Сердце девочки снова забилось, Нила и медсестры дружно перевели дыхание. Лука поднял глаза. - Везем ее в операционную, - сказал Романо. – Ставьте капельницу. Нила исполнила его указание и держала капельницу, пока Халей и Романо вывозили каталку из травмы. Чуни подобрала с поля костыли и вручила их Луке, когда он снял перчатки. Доктор Романо немного помедлил на пороге. - Похоже, у вас только что появилась еще одна пациентка, доктор Ковач. Позаботьтесь о ней, ладно? – сказал он, грубо дернув подбородком в сторону Сьюзен. Лука кивнул, и Романо сделал шаг наружу. - Доктор Романо… - окликнул его Лука. Маленький доктор остановился, придерживая открытую дверь плечом. - Почему вы меня вызвали? - Нам понадобилась пара надежных рук, Ковач, - ответил Романо, посмотрев вдаль по коридору, и сделал паузу. Он снова взглянул в лицо Луке. - А слухи в этом лепрозории ДЕЙСТВИТЕЛЬНО быстро распространяются. Я наслышан о том, как вы умело обращаетесь с иглой. И затем он исчез в дверях травмы. Лука мгновение пристально смотрел на двери. Это был не тот заносчивый, самонадеянный, эгоцентричный хирург, с которым он проработал последние несколько лет. Это не был тот разочарованный, ожесточившийся человек, который начал свою карьеру в качестве начальника приемного, шпыняя и оскорбляя своих подчиненных. Лука пришел к выводу, что раньше Романо знал не слишком многое о неотложной медицине, но теперь он вполне искусно и компетентно справлялся с большинством случаев. Он, несомненно, постарался восполнить пробелы в своей подготовке и был в курсе последних достижений в этой области. Он также установил лучшие отношения почти со всем персоналом. Его по-прежнему рассматривали как аутсайдера, пришлого, но отношения, до недавних пор напряженные, заметно упростились и смягчились. Иногда он даже пробовал вставлять какую-нибудь безобидную шутку среди своих саркастических замечаний. Казалось, что Романо удалось договориться с собственной жизнью и продолжить ее. Лука вздохнул, вырвал себя из задумчивости и подошел поближе к Сьюзен. - Эй, - прошептал он. Сьюзен подняла на него глаза. Она была очень бледной. - Ты, наверное, думаешь, что я совсем как студентка-первокурсница, - заметила она. – Падаю в обморок посреди травмы. Какой позор… Лука строго посмотрел на нее. - Когда ты в последний раз ела? Сьюзен робко улыбнулась ему. - Господи, Лука. Ты говоришь совсем как… - она сделала паузу, но потом закончила свою фразу: - Как Марк, когда он опекал кого-нибудь. * * * * Лука не ощутил никакой боли. Он вообще ничего не заметил, пока не стало слишком поздно. Он только и почувствовал, как его левая нога зацепилась за что-то, и внезапно потерял равновесие, его правое колено и запястье приняли на себя весь удар его тела об пол. От шока он с минуту оставался неподвижным. - Доктор Ковач! Что случилось? Йош, толкавший каталку, остановился и наклонился над ним. Пациент, которого он собирался отвезти из третьей смотровой в радиологию, тоже уставился на Луку. - Ничего, - сказал Лука. – Я, наверное, потерял равновесие. Помогите мне встать. Он схватился за руку Йоша и подтянулся, поднимаясь на ноги. Он постарался удержаться от гримасы, когда это усилие вызвало острую боль в правом запястье. Однако Йош заметил это. - Почему бы вам не посидеть немного здесь? – спросил он, указывая на соседнюю кровать. – Я вернусь с мистером Стивенсом через минуту. Лука кивнул. Правое колено болезненно запульсировало, когда он перенес свой вес на здоровую ногу. Он ругнулся про себя. Сейчас ему совершенно ни к чему растяжение запястья или травма колена. Йош уже был в дверях, когда Лука окликнул его. - Да? - Только не… не рассказывайте никому. Со мной всё отлично, о’кей? - О’кей, доктор Ковач. Он вышел из комнаты, а Лука сел на другую кровать. Он потер правое запястье и немного повращал кистью, определяя уровень боли. Запястье выглядело не так уж плохо. Возможно, это и не растяжение. В конце концов, он уже несколько раз падал за последние недели, и ни одно падение не имело тяжелых последствий. Он передвинулся на кровати чуть повыше, и тогда заметил какую-то влагу на левой ладони. Он взглянул вниз и снова выругался, теперь уже вслух. Кровь… сочится из-под одной из спиц на левой ноге. Он открыл застежку-«липучку» на штанине, чтобы взглянуть на нее. Неожиданно дверь смотровой распахнулась. - Ну, так в какую неприятность вы вляпались на сей раз, Ковач? Лука проклял мать Йоша и каждого из его родственников до десятого колена, когда увидел доктора Романо, входящего в смотровую. Он набросил на левую ногу свой халат. - Ни в какую, - отозвался он угрюмо. Романо смерил его критическим взглядом. - Хватит вам, Ковач. Я думал, вы умеете притворяться получше, чем сейчас. Лука прямо посмотрел на него. - И вам пора бы уже понять, что ваши убийственные взгляды никого не обращают в пепел. Чем вы ударились? Лука вздохнул. Не имеет значения, насколько активно он будет протестовать или ругаться, Романо всё равно настоит на том, чтобы осмотреть его. А затем слух распространится по приемному как лесной пожар, и здесь соберется толпа, хлопочущая вокруг него. Он содрогнулся от этой мысли. Ну, может быть, если он признается, что повредил колено, Романо отправит его в радиологию, не поднимая слишком много шума… - Коленом. - Засучите брюки. Лука подчинился, и Романо осмотрел его колено. Потом он заставил Луку немного подвигать ногой. - Кажется, травма не слишком серьезная. Как вы считаете, нам следует сделать снимок или просто приложить лед? Лука подавил вздох облегчения. - Хватит льда, - ответил он и затем добавил себе под нос: - Мы же не хотим выходить за рамки бюджета. Романо принял его иронию с короткой ухмылкой. - А я-то думал, что вы уже забыли об этом. Но вы злопамятный тип. Неудивительно, что… - он внезапно остановился на полуслове. - Что? – резко спросил Лука. - Неважно. - ЧТО? - Ох, черт бы вас подрал, Ковач! – воскликнул Романо, бросив быстрый взгляд на окно. Он подошел к окну и опустил жалюзи. Потом он обернулся и посмотрел на Луку суровым и непреклонным взглядом. - Я не доставлю вам удовольствия, начав драку. Особенно когда у вас кровотечение, - процедил он сквозь зубы. Лука глянул на свой халат. На нем было пятно, и оно медленно увеличивалось в размерах. Он беззвучно чертыхнулся. - Насколько я понимаю, Ковач, у вас только два варианта. Либо вы позволяете мне осмотреть вас, и мы сможем позаботиться об этом по-тихому, либо я вызываю ординатора, чтобы он позаботился о вас, и ортопеда для консультации. Лука закрыл глаза и провел рукой по волосам. Его загнали в угол. О боже. Как раз когда он собирался избавиться от этой чертовой рамы… - Ну, так как же? Лука отбросил свой халат и открыл остальные застежки-«липучки» на штанине. Он оглядывал комнату, пока Романо обследовал его. - Здесь больно? Лука посмотрел вниз. Романо возился с подозрительной спицей. - Вроде бы. - Да, вот ЭТО я называю точным ответом, - проворчал Романо. Но он не стал дожидаться другого: - Вот что, Ковач. Спица вышла. Вам необходима консультация у ортопеда. Когда они собирались убрать всё это? - Послезавтра. Романо задумчиво кивнул. - Вот что я вам скажу. Я могу остановить кровотечение. Затем вы проволочете себя по коридору и наверх. Устройте благопристойное отступление, если вы к нему готовы. Я положу вас на следующие несколько дней. - Как насчет остатка моей смены? - Мы как-нибудь справимся без вас. Знаете ли, мы делали это и раньше… - А моя завтрашняя смена? Лука понимал, что его вопросы граничат с кретинизмом, но это был единственный вид сопротивления, какое он мог оказать в данный момент. Романо метнул на него сердитый взгляд. - Вы рехнулись или как, Ковач? Лука вздохнул и покачал головой - Рад это слышать, - прорычал Романо и взял коробку с одноразовыми перчатками. Он перебросил ее Луке и подкатил к кровати тележку с перевязочным набором. Лука вынул одну перчатку из коробки, и Романо протянул руку, чтобы Лука мог надеть ему перчатку. - Возьмите и для себя тоже. Вам придется помочь мне. Лука повиновался. Пятнадцать минут спустя они закончили. Лука застегнул «липучки» поверх повязки и был благодарен за то, что кровь на его черных брюках не слишком заметна. Он взял свой халат и сложил его так, чтобы спрятать кровавое пятно на нем, и перекинул его себе через плечо. Романо подал ему костыли, и Лука встал. Он постарался не покривиться, когда оперся на правое запястье. Теперь оно адски болело. Романо изучающе осмотрел его. - Я думаю, нам лучше подняться наверх вместе, - сказал он. – Вы сможете подождать в кресле, пока я оформлю вашу госпитализацию. Он открыл и придержал дверь, пока Лука проходил через нее. Как только они оказались в коридоре, Романо принялся распекать его. Лука удивленно посмотрел на него, а потом постарался не разинуть от удивления рот, когда поймал подмигивание Романо, пока тот разорялся по поводу какого-то несуществующего пациента, историю болезни которого Луке следовало пересмотреть. Лука изо всех сил старался не улыбаться, пока они шли мимо сестринского поста. Никто бы не посмел остановить брань Романо, а его тело скрывало ногу Луки от посторонних взоров. Романо продолжал и продолжал в том же духе, пока они не дошли до лифтов и Лука нажал на кнопку вызова. Когда двери раскрылись, Лука вошел в лифт, но Романо отступил на шаг назад и завершил свой выговор, проорав на прощание что-то насчет того, что Луке не возобновят его грин-карту, если он не освоит все положенные процедуры. Лука заметил, как начальник приемного снова подмигнул ему, пока двери лифта медленно закрывались, и снова восхитился хитростью этого маленького тирана. Тот предпочел подняться по лестнице, чтобы не вызывать любопытных взглядов. * * * * Лука с облегчением вздохнул, когда наконец расположился в кровати на четвертом этаже. Романо явно по-прежнему сохранял влияние определенного рода в больнице, поскольку он раздобыл Луке койку в хирургии за пятнадцать минут. Он также устроил консультацию с кем-то из ортопедов. Лука отставил костыли в сторону и ощупал запястье левой рукой. Оно немного опухло. Черт. Если это растяжение, ему предстоит провести по меньшей мере пару недель в инвалидном кресле, потому что он не сможет поддерживать себя на костылях. Он содрогнулся от такой перспективы. Дверь открылась, впуская начальника приемного. Романо швырнул Луке больничную рубашку. - Надевайте это, Ковач. Еще я принес вот это для вашего колена… и запястья, - сказал он, кладя на кровать два пакета со льдом. – Я знаю, что мне не следует транжирить на вас бюджет больницы, но, так или иначе, я заказал сделать рентгеновские снимки. Романо выдержал паузу и, не получив ответа, добавил: - Ну, я думаю, на этом всё. Кто-нибудь из радиологии скоро придет за вами. Он двинулся широкими шагами к выходу из палаты. Он положил ладонь на дверную ручку, но потом обернулся и посмотрел в лицо изумленному хорвату. Романо постарался не улыбнуться. - Хм… Я уверен, что кому-нибудь придется принести вам ваши личные вещи. Кому, по вашему мнению, я должен сообщить об этом маленьком несчастном случае: Картеру или Льюис? Луке понадобилась пара минут, чтобы снова обрести голос. - Э… м-м… Картера сейчас нет. Романо кивнул. - Тогда, значит, Льюис. И с этими словами начальник приемного открыл дверь и ушел. * * * * - Доброе утро, доктор Ковач. Лука вздрогнул от нарочито бодрого голоса и звука раздвигаемых занавесок. У него был страшный сон? Или сейчас самый разгар очередного приступа посттравматического стресса? Не перепутал ли он вконец воспоминания о прошлом и настоящее? Он покрепче зажмурился. Что бы ни происходило, был ли это сон или приступ посттравматического стрессового расстройства, он не хотел, чтобы это продолжалось. Чья-то ладонь легко прикоснулась к его предплечью. - Ну, хватит вам, я знаю, что вы проснулись. Сейчас еще рановато, но вашу операцию перенесли на сегодня, на девять утра. Нам нужно подготовить вас к ней. ЭТО было новым. Полностью новым. Лука открыл глаза и осторожно и внимательно изучил окружающее. Он был в больничной палате, но ни в одной из тех, которые мог узнать. Он поднял глаза на медсестру, склонившуюся над ним. Черты ее лица были знакомыми. Он напрягся, силясь вспомнить ее. Ширли. Вот кто это. Она была медсестрой в хирургии. И тогда к нему вернулось всё, что случилось прошлым вечером: то проклятое падение; Романо, останавливающий ему кровотечение; его путешествие на четвертый этаж и то, как Романо устроил, чтобы его положили; рентген и консультация у ортопеда, где было установлено, что, к счастью, он не растянул лучезапястный сустав и ничего не случилось с его ногами; Сьюзен, зашедшая к нему и пообещавшая, что привезет ему из его квартиры кое-какую одежду и туалетные принадлежности; звонок Картера получасом позже; он сам, лежащий в постели и гадающий, что он будет делать в больнице так долго, заранее страшащийся жалости и избитых фраз, которые в течение следующих двух дней его коллеги будут изливать на него; затем медленное погружение в сон. Но что это Ширли только что сказала об операции? - Операция? – переспросил он хриплым голосом. Ширли улыбнулась. Доктору Ковачу определенно требовалось много времени, чтобы прийти в себя. - По удалению рамы у вас с ноги, доктор Ковач. Операцию перенесли. Доктор Ганн сделает ее сегодня в девять утра. Перед этим нам нужно будет провести кое-какие анализы, - обстоятельно объяснила она. Лука откашлялся, изумленный. - Кто перенес ее? Ширли склонила голову набок. Она была убеждена, что доктор Ковач не поверит ей, но, черт возьми, ее бывший начальник имеет право на заслуженную похвалу. - Доктор Романо переговорил с доктором Ганном сегодня утром и нашел свободную операционную. Лука воззрился на нее. - Да, я знаю, это звучит невероятно, - сказала она со смешком. - Но он это сделал. У него есть ходы, вы же знаете… Кстати, как ваше запястье? Лука посмотрел на него. Оно всё еще оставалось слегка опухшим и побаливало. Он попробовал сделать круговое движение кистью. - В порядке, как мне кажется. - Ну, вам просто повезло, что вы сможете дать ему немного отдохнуть. Если всё пойдет как надо, то вы будете дома уже сегодня вечером. Принести вам пакет со льдом? Мне нужно сходить за набором для обследований, так что я могу захватить его на обратном пути. - Да, спасибо, - прошептал Лука. - Я сразу же вернусь. Лука некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, а потом потянулся к телефону на тумбочке. Он набрал номер приемного. - Джерри? Это доктор Ковач. Доктор Картер есть где-нибудь поблизости? Он подождал на линии. - Картер? Ты не против подбросить меня домой сегодня вечером? – Лука улыбнулся, когда услышал ответ Картера. – Ну да, ты ни за что не поверишь мне…
Инна ЛМ: Глава 14. Сьюзен озабоченно смотрела на Луку, в то время как он медленно продвигался к сцене для выступающих. Ему сняли раму с ноги неделю назад, и, хотя он и не признал бы этого, было очевидно, что ему всё еще больно. Джек начал новый курс физиотерапии, который позволил бы добиться полного выздоровления Луки, но пока нога не окрепла, Луке посоветовали пользоваться костылями. Тишина в комнате стала тяжелой, почти гнетущей от ожидания, когда он добрался до сцены, и Сьюзен невольно поморщилась. Она только что не физически ощущала смущение Луки, когда он стал центром внимания всей аудитории. Святые небеса, эти детишки умеют глазеть! Ничто не сравнится по своей убийственной проницательности с патологическим любопытством студентов колледжа. Ну, возможно, любопытство маленьких детей сильнее, но дети на то и дети, не так ли? А это – молодые взрослые, и считается, что они уже успели научиться хоть каким-то манерам… В сотый раз она подивилась, почему Лука вообще согласился на это выступление. Что такое было в профессоре Перкинсе, симпатию какого рода он пробудил в Луке, что ему не только удалось провести несколько дней вместе с этим стеснительным врачом, разговаривая о книгах, но и вытащить Луку из его квартиры не куда-нибудь, а на публичную лекцию? Был ли этот пожилой профессор таким необыкновенным специалистом по части умения убеждать? Что такого он сказал Луке, что это сподвигло того рассказать о болезнях в литературе студентам профессора, если Лука даже не вступил в книжный клуб? Когда Лука пригласил ее на свою речь, она ему не поверила. Ему понадобилось больше часа плюс угроза позвонить профессору Перкинсу, чтобы убедить ее, что он произнесет речь о том, как болезнь описывалась в его любимых романах, перед группой студентов колледжа. Он сказал, что на его выступление должно прийти около тридцати человек, но когда они добрались до аудитории, то обнаружили, что она набита битком. Сидели даже на ступеньках. Профессор Перкинс встретил их у входа и принес свои извинения, которые стали еще более энергичными, когда он заметил, как неловко чувствует себя Лука. Профессор Перкинс сказал, что новость распространилась по всему колледжу, и что он был не в состоянии завернуть лишних людей. По тому перепуганному взгляду, которым Лука окинул собравшийся народ, Сьюзен решила, что он сейчас повернется и уйдет так быстро, как только сможет, но после короткого молчания Лука, проглотив комок в горле, заверил очень смущенного профессора, что всё в порядке, что это будет интересно – иметь такую большую аудиторию. Он даже сумел улыбнуться профессору. Сьюзен не могла поверить собственным глазам. Она уже в который раз удивилась той своеобразной эмпатии, которая возникла между этими двумя людьми, пока они шли через аудиторию к первому ряду, где профессор Перкинс занял для них пару мест. Сьюзен и Лука сели и выслушали краткое представление Луки, которое сделал профессор Перкинс. Затем Лука встал, бросил на Сьюзен взгляд, который выдал всю его панику, схватил костыли и двинулся к сцене. Он достал из кармана несколько листков бумаги и, откашлявшись, начал свою речь запинающимся и неуверенным голосом, сообщив, что он не является ни экспертом в области литературы, ни писателем, поэтому будет говорить о тех вещах, которые знает лучше всего: о заболеваниях и травмах, о том, как они изображены в некоторых его любимых романах, и о том, как их лечат в настоящее время. После пары покашливаний он начал рассказывать о сцене, в которой князь Андрэ (или, во всяком случае, именно так Сьюзен, как ей показалось, расслышала это имя) был ранен в «Войне и мире». Постепенно его голос обрел уверенность, пока он живо описывал эту сцену, а потом перешел к рассказу о том, как были устроены полевые госпитали во время Наполеоновских войн. Сьюзен обнаружила, что мало-помалу ее глубокое беспокойство за Луку сменяется живым интересом к тому, о чем он говорит, так что она и сама не заметила, как постепенно он начал чувствовать себя и держаться свободнее, как его голос становился все более и более твердым, и как он начал использовать жесты для подкрепления эмоций, которые старался донести до своей аудитории. Примерно пятнадцать минут спустя после начала выступления Лука внезапно остановился. Тяжелое молчание распространилось по комнате, и Сьюзен ощутила легкую тревогу, когда он снова прокашлялся и застенчиво взглянул на свою аудиторию. Что произошло? Пока что у него всё получалось так хорошо… - Простите, - сказал Лука, начиная краснеть. – Боюсь, что мне… - он прервался и взглянул на огромный стол возле сцены. Там стояли стакан и графин с водой, и, кажется, это навело его на некую мысль. - …Мне нужно выпить воды. Он положил листки в карман, схватил костыли и пересек пространство между кафедрой и столом, но вместо того, чтобы взять графин и налить воды в стакан, обошел вокруг стола и осторожно присел на его край. Он прислонил костыли к столу, рядом с собой, и потянулся назад, чтобы достать графин и стакан. Наполнив стакан, он выпил половину воды и затем поставил его на стол. - Итак, на чем я остановился? – спросил он словно бы про себя, опуская руку в карман и снова доставая свои заметки. Он заглянул в них. – Ах, да… Толстой описывает… Сьюзен не могла не восхититься при виде той хитрости, с которой он перевел внимание публики от своей потребности сесть к такой более невинной вещи, как желание выпить воды. Та непринужденность, с которой он возобновил свою речь, также поразила ее. У Луки определенно было больше внутренних ресурсов, чем те, которые он обычно позволял видеть других людям. Способность говорить перед большой толпой казалась одним из них. Или, может быть, как раз это его умение и не было так надежно спрятано, подумала Сьюзен, вспомнив ту решимость, с которой Лука встретился лицом к лицу с медицинским персоналом Окружной, когда говорил о своем пациенте с лейкемией на разборе летальных исходов. Ну, в тот момент эта его бесстрашная вспышка искренности казалась в большей степени безрассудным и отчаянным порывом, чем чем-то другим, но, черт возьми, он не поколебался предстать перед судом тех людей, вместе с которыми работал. Сьюзен упрекнула себя, когда заметила, что она отвлеклась и где-то витает, и постаралась снова сосредоточиться на выступлении Луки. Теперь он перестал рассказывать о травмах и перешел к болезням. О чем он сейчас говорит? О туберкулезе? Должно быть, это… он говорил о «Волшебной горе». Сьюзен, конечно, не читала эту книгу. Она даже не видела экранизацию. Но у нее имелось приблизительное представление, о чем этот роман. Она гадала, будет ли Лука говорить о «Докторе Живаго». Она так и не поняла, от чего умер Живаго в конце фильма… Аудитория долго хлопала после того, как Лука закончил, и Сьюзен с энтузиазмом присоединилась к ним. Она заметила, как щеки Луки окрасил легкий румянец, и его нерешительную улыбку, когда он неловко склонил голову и поднял руки ладонями вверх в тщетной попытке остановить аплодисменты. Профессор Перкинс стоял рядом с ним и, когда аплодисменты утихли, поблагодарил его за выступление. Он спросил слушателей, есть ли у них какие-нибудь вопросы, и поднялось несколько рук. Лука указал на первую справа, и Сьюзен покачала головой, заметив себе мысленно, что попозже надо будет подразнить его за то, что он выбрал самую хорошенькую девушку в зале. Он ответил на ее вопрос (о туберкулезе в европейской литературе конца девятнадцатого века) с учтивостью и изяществом, сказав, что он, конечно, не специалист в данном вопросе, но тем не менее перечислил несколько пришедших ему в голову романов, где рассматривается этот предмет. Следующий вопрос был задан женщиной средних лет, по виду преподавательницей колледжа, и застал Сьюзен врасплох. - Доктор Ковач, я бы хотела поблагодарить вас за ваше очень информативное выступление, которое многое разъясняет… - начала она Лука опустил голову в еще одном легком поклоне, молча благодаря ее за комплимент. Однако то, что сначала показалось похвалой, вскоре превратилось в нечто противоположное. - Ваш подбор литературы был и в самом деле очень знаменательным. Я бы хотела указать на то, что среди авторов, которых вы выбрали, не было ни одной женщины или представителя какого-либо меньшинства. Как вы думаете, отчего бы это могло быть? - Э… - замялся Лука и поднес руку к затылку. – Я не знаю. Он улыбнулся. - Это, должно быть, случайное совпадение, - продолжал он. – Я только выбрал те книги, которые мне нравятся больше всего. Я не специалист, просто люблю читать. - И, поскольку ваш выбор исключил женщин и другие особые группы… Не хотите ли вы сказать тем самым, что ваше видение литературы несколько тенденциозно? Та холодная манера, в которой эта женщина выговаривала слова, вызывала у Сьюзен желание придушить ее. Лука наморщил лоб. - Тенденциозно? – повторил он в замешательстве. - В том смысле, что… отражает некий вполне определенный набор социальных принципов? – несмотря на интонацию, она не спрашивала, а утверждала. Выражение лица Луки сменилось от озадаченности к легкому раздражению. - И что же это за набор принципов? – спросил он. - Ну, те, которые поддерживаются нашим обществом, в котором доминируют западные взгляды, а также белые, мужчины и гетеросексуалы. Романы, написанные женщинами и представителями меньшинств, бросают вызов этим ценностям, и, следовательно, болезнь изображается в них несколько по-другому. Лука внимательно смотрел на женщину некоторое время, а профессор Перкинс кашлянул, явно желая вмешаться в эту дискуссию. - Профессор Дэвидсон, спасибо вам за ваши замечания, но я думаю, что эта дискуссия не относится к настоящему выступлению Доктор Ковач излагает личную точку зрения на… - А почему бы ей не относиться к делу? – прервала его женщина. – Доктор Ковач не из академических кругов, и, таким образом, представляет свою точку зрения, как если бы она не была предубежденной, но на самом деле его личные взгляды основываются на наборе доминантных ценностей, которые следовало бы оспорить или, по меньшей мере, подвергнуть критическому рассмотрению. - Простите меня, - прервал их Лука, подняв руку и нахмурившись, глубокие морщины прорезали его лоб. – Вы имеете в виду, что я поддерживаю ценности, которые направлены против меньшинств и женщин? - Я бы так не выразилась, - сказала профессор Дэвидсон. – Я просто сказала… - Но вы это подразумевали, - резко возразил Лука, нотка раздражения сделала его голос напряженным. – И я, честно говоря, не понимаю, на каком основании вы можете это утверждать, если вы не знаете меня. Я могу быть мужчиной и белым, но я тоже принадлежу к меньшинству. В данном случае к тому, которое едва не было стерто с лица земли в ходе сербско-хорватской войны. Теперь глаза Луки горели глубокой и затаенной угрозой. Сьюзен могла почти на ощупь почувствовать напряжение в комнате, такой всеобъемлющей была тишина, которая повисла здесь, и такой явной – эмоциональная сила в глазах Луки. Затем Лука закрыл их и вытер ладонью лоб. Он вздохнул, посмотрел на аудиторию и устало улыбнулся. - Еще вопросы? – спросил он, оглядывая комнату. Какой-то юноша поднял руку, и Лука указал на него. Сьюзен понадеялась, что вопрос не будет казаться происхождения Луки или его военного опыта. Его внезапный взрыв успешно оборвал неприятный спор и заставил эту несносную женщину прекратить ее фанфаронство, но он безусловно привлек внимание слушателей к предмету, который Лука не горел желанием обсуждать. К счастью, вопрос юноши касался лечения травм в девятнадцатом веке, и после него больше никто не задавал вопросов. Атмосфера в комнате по-прежнему была напряженной, хотя новые благодарности профессора Перкинса их гостю и последовавшие за ними короткие аплодисменты существенно разрядили ее. Сьюзен пожалела о том, что выступление Луки закончилось на такой ноте. Это был первый известный ей случай, когда он согласился рассказать о чем-то, интересовавшем его на личном уровне, группе людей, которых он не знал, первый раз, когда он сделал попытку поделиться той частью себя, которая выходила за рамки его профессиональных умений – и вот чем это обернулось. Вздохнув, Сьюзен встала и отнесла Луке его пальто, и подоспела как раз вовремя, чтобы услышать, как профессор Перкинс вновь извиняется за необдуманное поведение своей коллеги, а Лука настаивает на том, что не стоит об этом волноваться. Сьюзен заметила, что, несмотря на его старания быть любезным, улыбка Луки не доходит до его глаз. В них было что-то встревоженное, беспокойное. Они медленно прошли к выходу из аудитории, и Лука и Сьюзен попрощались с профессора Перкинсом у дверей. Они пересекли вестибюль и уже почти вышли из здания, когда сзади их окликнул чей-то голос: - Доктор Ковач! Они повернулись, оказавшись лицом к лицу с профессором Дэвидсон. Сьюзен подавила желание закатить глаза. Господи. Это женщина что, не знает, когда следует отвалить? Она шагала к ним с протянутой рукой, аура раздражающей самоуверенности окружала ее. - Позвольте представиться. Я – профессор Сара Дэвидсон. Я надеюсь, та маленькая дискуссия, которая состоялась между нами, не слишком вас рассердила. Вы же знаете, академическая жизнь полна дебатов. Сьюзен не могла поверить своим ушам. Эта женщина даже не извиняется за свою грубость… Лука пожал женщине руку и затем холодно представил ей Сьюзен. - Приятно познакомиться с вами, доктор Льюис. – Обменявшись беглым рукопожатием со Сьюзен, профессор Дэвидсон снова перенесла всё свое внимание на Луку. Она была сама деловитость. – Вы из бывшей Югославии, доктор Ковач? Лука кивнул, с настороженным выражением в глазах. - В настоящее время я веду семинар по цивилизации и варварству, и мы обсуждаем гражданские войны. Я подумала, не захотите ли вы прийти на одно из наших занятий. - Чего ради? – коротко и отрывисто спросил Лука. Сьюзен не могла винить его за такую враждебность. Как только у этой женщины хватает наглости просить его выступить на ее семинаре после всех ее нападок, когда она пыталась выставить его в неблаговидном свете перед лицом большой аудитории? - Чтобы поделиться вашим опытом во время сербско-хорватской войны, - ответила она так же напрямик. - Тут не о чем рассказывать. - Безусловно, есть о чем. А курсовой семинар – это самое подходящее место для того, чтобы обдумать и рационализировать свои взгляды и поведение. Сьюзен чувствовала, как ее собственные щеки запылали. Она не могла поверить, что эта женщина смеет быть настолько покровительственной и снисходительной, относиться к Луке так свысока. Она взглянула на Луку. Теперь выражение его лица было твердым и холодным. - Я в этом не заинтересован. Профессор Дэвидсон не была смущена его суровостью. Она достала из бумажника визитную карточку и вручила ее Луке. - Ладно, вот моя визитка, на тот случай, если вы передумаете. Возможно, вы захотите присоединиться к семинару, прежде чем выступать самому… И опять Сьюзен только диву далась от такой толстокожести и отсутствия такта. Эта женщина будто бы верила, что у нее есть право копаться в прошлом Луки, будто бы думала, что в руках у нее ключ к некоей высшей истине, которую Лука не в состоянии отыскать сам. Лука, как всегда джентльмен, взял карточку и кивнул, пожал женщине руку и коротко попрощался, но как только они вышли из здания, Сьюзен увидела, что он сунул руку в карман, вынул карточку, скомкал ее и выбросил. Теперь его лицо было замкнутым; брови сошлись вместе на переносице, глаза потемнели от чего-то, что она не могла точно распознать. Она заметила, что он побледнел и тяжело сглотнул, словно от приступа дурноты. - Вот нахалка. - М-м? - Эта профессорша. Как там ее зовут? Лука передернул плечами. Сьюзен заметила, что ее слова, кажется, немного помогли. - Я не знаю. Дэвис? - Неважно. Вот сука. Лука вздохнул. - Я не ожидал, что столкнусь с этим в университете… - объяснил он устало. Сьюзен остановилась. - У тебя что, и раньше бывали беседы такого сорта? Лука уставился на нее, видимо удивленный изумлением Сьюзен. - Ну конечно… - С кем? - С журналистами, главным образом. С психиатрами… - он умолк. Он слишком тактичен, чтобы называть поименно всех этих любопытствующих личностей, жадно стремившихся выведать все ужасающие детали того, через что он прошел, подумала Сьюзен. Она была смущена. Она и сама тоже предавалась догадкам о том, что он испытал во время войны, желая понять, что сделало его тем человеком, которым он был теперь. Однако она чувствовала, что ее искренний интерес к нему иногда трудно отделить от нездорового любопытства, и поэтому никогда не осмеливалась спросить, вместо этого гадая, не будет ли ее молчание сочтено равнодушием к важной части его прошлого. Казалось, что, какой бы вариант она ни выбрала, всё было бы одинаково неправильно. Она неловко улыбнулась. Но ее замешательство уступило место возмущению, когда она представила себе, сколько же раз Лука подвергался, вопреки своей воле, таким бесцеремонным приставаниям. - Похоже, что эти стервятники так и рыщут повсюду, - заметила она. Лука посмотрел на нее, подняв бровь, с насмешливо-лукавым выражением на лице. -Боже, Сьюзен, что это за словечки? - Какие словечки? - «Сука»… «стервятники» ((Слово «vulture», употребленное Сьюзен, помимо основного значения – «стервятник», «хищник» – на грубом жаргоне означает навязчивую проститутку, охотящуюся за клиентом. – Примеч. пер.))… Теперь он улыбался. Часть напряжения ушла из его глаз. Она улыбнулась в ответ. - Ох, да будет тебе. Ты у нас теперь что, превратился в какого-то святого? Я слышала от тебя и кое-что похуже… намного хуже. - Нет, не слышала. - Конечно же, слышала! – возразила Сьюзен, легонько стукнув его по руке и быстро отступив в сторону, чтобы избежать ответного удара. - Ой! Поосторожнее! Я несчастный инвалид, ты же знаешь… - жалостно проныл Лука. - Инвалид, как же… скажи это своей бабушке, - ответила Сьюзен и услышала его тихий смешок, пока она шарила в сумочке, ища ключи от машины. Чего она не учла, так это того, насколько проворно Лука стал теперь передвигаться на костылях, так что она не успела увернуться от меткого и полновесного шлепка по голове секундой позже. * * * * Лука прошел вперед мимо Картера и Сьюзен и открыл дверь. Он кивнул им, приглашая их войти в маленький ресторан. Картер, как всегда безукоризненно вежливый, мягко подтолкнул Сьюзен под локоть и получил от нее озорную улыбку. - У вас двоих что, какое-то соревнование? Они оба улыбнулись, и Картер сделал попытку отступить назад, чтобы пропустить Луку первым, но Лука подтолкнул его обратно той рукой, в которой держал трость, опираясь другой на дверную ручку. Сегодня вечером ОН был хозяином, и он позаботится о том, чтобы его гостям доставалось всё возможное внимание. Они приехали сюда, чтобы наконец-то отпраздновать его окончательное избавление от костылей. За день до этого Картер и Сьюзен официально преподнесли Луке очень красивую деревянную трость вместо той, из алюминия и пластмассы, которую он получил в больнице два дня назад. Лука принял ее с застенчивой улыбкой и огромной долей смущения. Эта трость пришлась ему по душе гораздо больше, чем та, другая: ему понравились ее элегантные очертания и темное полированное дерево. Она также идеально подходила для него по размеру, так что он мог переносить на нее часть своего веса, не слишком напрягаясь. Не иначе, эта трость была изготовлена на заказ. Картер и Сьюзен затратили немало усилий, выбирая ее, как он понял из их шуток по поводу того, как здорово они позабавились в магазине. Лука был польщен, поэтому он решил откликнуться на предложение Сьюзен, что они должны наконец попробовать какую-нибудь хорватскую еду, и пригласил их в самый лучший хорватский ресторан в городе, какой знал. Конечно, внешний вид этого маленького ресторана не давал представления о том, какую хорошую еду в нем подают, и он не бывал там уже несколько лет, но тата только что не пел дифирамбы этому месту после того, как сводил туда пообедать Джиллиан. Джиллиан. Лука ощутил острую боль, как от укола иглой, при мысли о ней. Он все-таки позвонил ее матери на Рождество, после того, как провел целое утро в стараниях убедить себя, что это совершенно естественно для старого знакомого – попытаться застать ее у матери во время сезона праздников, чтобы пожелать ей веселого Рождества. Кроме того, сказал он себе, она точно должна быть там, не так ли? Теплота, которую он всё еще ощущал в душе после своего долгого разговора с татой в канун Рождества и рождественского завтрака со Сьюзен, была причиной того, почему для него стал полной неожиданностью ледяной тон женщины, которая ответила ему. Она поспешила объяснить ему в предельно доступной форме, что ничего не слышала от своей дочери уже некоторое время и не ожидает ничего услышать от нее в ближайшем будущем. Лука даже не рискнул спросить, передаст ли она Джиллиан, что он звонил. Он повесил трубку в каком-то оцепенении, всё тепло, которое было внутри, исчезло без следа. Он выбранил себя за то, что определенно позволил себе увлечься духом этого праздника. Как он мог даже вообразить, что Джиллиан будет неравнодушна к нему после того, как он с ней обошелся? Как он мог сомневаться, что дать номер телефона своей матери – было не более чем благоприличным способом окончательно расстаться с ним? Ну хорошо, повторил он себе в сотый раз, встряхнув головой и входя в ресторан, теперь он наконец-то выяснил, что представляют из себя его взаимоотношения с Джиллиан. Она явно не была заинтересована в том, чтобы хоть когда-нибудь снова о нем услышать, и он уже может перестать валять дурака и просто двигаться дальше. Он сбросил с себя пальто, стараясь игнорировать лишенное смысла разочарование, притаившееся за его мыслями, и подал знак официанту. Тот подошел к ним, и Лука спросил у него о заказанных им местах. Как только официант услышал фамилию Луки, то перешел на хорватский. Он задавал только обычные вопросы: из какого места в Хорватии приехал Лука, как давно он живет в Штатах, нравится ли ему здесь? Но этот диалог продолжался и тогда, когда официант подвел их к заказанному столику и дал им меню, и хотя он был достаточно приветлив и внимателен и к Картеру со Сьюзен, Лука был огорчен и раздосадован. Он считал это недостатком вежливости – оставлять людей в неведении, разговаривая на языке, которым они не владеют. Он сам слишком часто оказывался в той же ситуации, так что прекрасно знал, как трудно бывает стараться сохранять у себя на лице улыбку и до чего неудобно при этом себя чувствуешь, в то время как люди вокруг тебя болтают как ни в чем не бывало. Он смущенно улыбнулся Картеру и Сьюзен, когда парень наконец отошел. - Извините за это, - сказал он. - Неважно, - ответила Сьюзен. – Тебе должно быть приятно иногда поговорить на своем родном языке. Она внимательно следила за коротким разговором между Лукой и официантом и снова восхитилась тем, до чего легко Луке выражать свои мысли – выражать себя – на родном языке. Когда бы он ни говорил по-английски, в его голосе было какое-то напряжение, как будто ему всегда приходилось дважды подумать, чтобы найти правильные слова. Когда бы он ни переходил на свой родной язык, его голос, казалось, обретал ту эмоциональную окраску, которая отсутствовала, когда он говорил по-английски. Она отчетливо вспомнила тот случай, когда они узнали о смерти Марка – когда они собрались в каком-то гавайском баре. Лука поднял тост за Марка на хорватском. Тогда в этих неизвестных словах прозвучала теплота, которая каким-то образом успокоила и утешила Сьюзен, хотя она так никогда и не узнала, что они означали. - Есть тут что-нибудь, что ты порекомендуешь? – спросил Картер, который, нахмурившись, изучал меню, и Лука улыбнулся. Хотя Картер был космополитом до кончиков ногтей, хорватская еда оставалась для него всё-таки чересчур специфичной. - Так, дайте-ка мне взглянуть… Вы предпочтете говядину или рыбу? - Говядину! – хором воскликнули Сьюзен и Картер, и Лука не мог сдержать смешок. - Ну, в таком случае, у них есть… - и Лука принялся объяснять им меню. Закончив с главными блюдами, он перешел к разделу закусок, и когда он наконец поднял взгляд, то обнаружил, что Картер и Сьюзен уставились невидящими глазами в свои меню. - Ох, ну давайте, - запротестовал он. – Это не так уж и сложно. Они оба посмотрели на него, потом друг на друга. Сьюзен пожала плечами и вздохнула, отложив свое меню. - Я просто позволю тебе заказать для меня, Лука, - сказала она. - Присоединяюсь, - согласился Картер. Лука поднял брови, разыгрывая недоверие. - Правда? - Да, но тебе придется прикрыть нас на работе, если ты нас отравишь, - предупредила Сьюзен. - Вы готовы сделать заказ? – спросил официант. Мгновением позже Лука закончил с распоряжениями относительно их грядущего пира и доблестно отклонил угрозы Сьюзен и Картера заставить его признаться, что они будут есть. К счастью, официант вскоре вернулся с бутылкой вина и тремя бокалами, и это отвлекло их. - Итак… - начала Сьюзен. – Эбби снова застряла в операционной? Картер состроил гримасу отвращения. Практика в операционной давалась ей тяжело. Этот тип Эдсон был, судя по всему, хуже, чем Романо. Он не только наслаждался тем, что изводил и унижал студентов-медиков, особенно женщин, но еще и придерживался сильно преувеличенного мнения о себе самом. И у него даже не было оправданий Романо: он не был таким ошеломляюще великолепным хирургом, каким прежде был этот маленький тиран. - Ей пришлось следить за одним из ее предыдущих пациентов. Она будет на дежурстве всю ночь, - ответил Картер. - Да, если хочешь, чтобы распорядок дня у тебя был полностью нарушен, лучше всего стать студентом-медиком… - заметила Сьюзен. - Или врачом приемного… - вставил Лука. - О, не жалуйся. Ты по-прежнему находишь способы облегчать себе жизнь, - упрекнула его Сьюзен. Лука виновато усмехнулся, когда она приподняла брови. Сьюзен была права. Он только что перешел к полным сменам, и Романо пока не ставил его в ночь. Не то чтобы Лука возражал против ночной работы, он в любом случае никогда не спал помногу, но за прошедшие недели регулярный распорядок оказал на него успокаивающий эффект. Он начал спать по четыре или пять часов подряд, вместо своих обычных двух. - Хотя это ненадолго, - сказал Картер. – Романо разгадал твою последнюю интригу, дружище. - Какую еще интригу? – спросила Сьюзен, и Лука отпил вина из своего бокала, изображая невинность, пока Картер, поняв намек, рассказывал Сьюзен всю историю. - Помнишь тот случай аппендицита, который Эдсон исключил вчера, даже не взглянув на парня? Сьюзен кивнула. - Лука запросил Романо о ДОПОЛНИТЕЛЬНОМ мнении, не сказав ему, что Эдсон в приемном. Романо взял дело в свои руки, вызвал Кордей, отвез парня наверх и наткнулся на Эдсона, Кордей И САМОГО Онспо в операционной. Там такое началось… просто ад кромешный. Эдсон получил формальный выговор за то, что не выполняет свои обязанности дежурного хирурга. - Правда? Это было здорово, Лука! Я всегда знала, что мы можем тебе доверять! Лука кивнул, довольный коварной усмешкой Сьюзен. Всех троих изрядно раздражало то обращение, которое Эбби терпела от Эдсона, и они провели не один перерыв на ланч над чашками кофе, разрабатывая стратегию того, как унизить его и отомстить за Эбби. Им выпадало не слишком много шансов до этого случая. - Но Романо тоже получил формальный выговор за то, что поставил диагноз хирургическому больному. -Ой, - скривилась Сьюзен. Это, возможно, было теперь самым ранимым местом Романо – то, что ему больше не позволяли ставить никакие хирургические диагнозы, в то время как большую часть своей медицинской карьеры он проработал хирургом. - Так что мои повышенные способности к предвидению говорят мне, что на следующей неделе нам не придется работать в ночную смену, Сьюзен. Живаго об этом позаботится. - Ха, ха, - отозвался Лука без особого энтузиазма. Он всё еще был не в силах заставить Картера прекратить называть его Живаго. К счастью, Картер держал это прозвище при себе и употреблял его исключительно за пределами приемного. Луке не хотелось даже представлять, что бы сделал с этим извращенный ум Романо, если бы тот когда-нибудь узнал об этом прозвище. - Хотите вина? – спросил он, беря бутылку. - Да, - ответила Сьюзен, вставая. – Я схожу в дамскую комнату. Лука налил вина в бокал Картера, пока она уходила. Они подняли свои бокалы в молчаливом тосте. Затем дверь ресторана открылась, и Картер посмотрел туда. Вошли еще двое посетителей, мужчина и женщина лет тридцати пяти. Они громко поприветствовали официанта по-хорватски, пока расстегивали свои пальто. Официант улыбнулся им, а потом открыл дверь на кухню и окликнул кого-то. Пару минут спустя из кухни вышла пожилая женщина, вытирая руки о фартук, обошла вокруг стойки и обняла по очереди обоих посетителей. Она взяла у них пальто и помахала им в сторону ближайшего столика, оживленно разговаривая с ними. Картер снова взглянул на Луку – и был ошарашен. Лука неподвижно уставился на скатерть, стискивая в руке свой бокал. Костяшки его пальцев побелели, а лицо было только что не искажено от боли. - Лука… - позвал его Картер. Он не получил никакого ответа. Он потянулся через стол и положил ладонь на предплечье Луки. - Эй, Лука. Через секунду Лука посмотрел на него. Казалось, что он делает усилие, чтобы сосредоточиться. - М-м? - Что-то не так? Лука покачал головой. Он сглотнул и выдавил слабую улыбку. - Нет… Это просто… - он как будто был неспособен продолжать. Он закрыл глаза и опустил голову, точно старался избежать взглядов всех остальных людей в ресторане. - Что-то, связанное с этой парой? Лука облизал губы, но не смог говорить. Он едва заметно кивнул. - Что-то, связанное с войной? Лука снова кивнул, ухватившись за возможность, которую Картер, сам того не желая, предоставил ему, чтобы увести разговор от истинного источника его потрясения. Картер молчал. Это был его способ проявлять понимание и сочувствие ко всему тому, что Лука вынес за время войны, и Лука был благодарен за эту короткую передышку. Он не доверял сейчас себе – тому, что сможет произнести что-либо связное, а уж тем более отвечать на какие-то вопросы. О, господи. Правильно ли он расслышал? Не обманывает ли его слух? Нет, он определенно разобрал всю беседу между хозяйкой ресторана и этими новыми посетителями. Часть ее продолжала проигрываться у него в голове: - А теперь скажи-ка мне, Мария, как поживает твоя канадка? – спросил мужчина. - Она не МОЯ канадка, Матей. - Ну-ну, как же. Ты уже только что не удочерила ее. Как ее успехи в хорватском за последнее время – она много выучила? - Разумеется, да. Она смышленая девочка. - Никаких шансов наткнуться на нее сегодня вечером? - А ты бы с радостью, верно? – спросил его жена, подтолкнув его локтем. - К сожалению, нет, Матей. У нее на этой неделе сплошь ночные смены. Лука почувствовал себя так, точно падает в пропасть. В животе что-то перевернулось, и он внезапно похолодел как лед. Липкий пот покрыл его лоб и ладони. Канадка? Канадка, которая говорит по-хорватски и работает в ночную смену в Чикаго? Не сходит ли он с ума? Ох, господи. Это было что-то, чего он никогда не испытывал раньше; никаких ночных кошмаров, никакого переживания заново прошлого опыта, но все жуткие признаки приступа посттравматического стресса налицо. Он внезапно осознал, что перестал дышать, и словно откуда-то издалека до него донесся встревоженный голос Сьюзен. - Лука? Ты не хочешь, чтобы мы ушли отсюда? Он поднял взгляд и встретился с обеспокоенными лицами Картера и Сьюзен. Они смотрели на него широко раскрытыми глазами. Как долго он был в шоке? Он не заметил, как Сьюзен вернулась из дамской комнаты. Он перепугал их до смерти. Он должен взять себя в руки, и побыстрее. Он сделал глубокий вдох и проглотил ком в горле. Он потряс головой. - Нет, нет… - возразил он едва слышно. – Я думаю… Я пойду помою руки. Он встал и слепо прошел, шатаясь, в уборную. Так он выиграет пару минут, и, хотелось бы надеяться, ему этого хватит, чтобы справиться с собой. Он умылся холодной водой и крепко ухватился за края раковины, пытаясь выровнять дыхание и находя некоторую поддержку в этой гладкой и твердой поверхности. Потом он вытер лицо и посмотрел на свое отражение в зеркале. Человек, который уставился на него оттуда, был болезненно бледен. Неудивительно, что Сьюзен и Картер заволновались. Давай, Ковач. Соберись, упрекнул он себя. Неверной рукой он взялся за дверную ручку и вернулся в ресторан. Когда он снова подошел к столу, закуски уже подали. Он обрадовался еде как способу отвлечься. После того, как он объяснил Картеру и Сьюзен, что у них на тарелках, он атаковал свою собственную порцию с фальшивым аппетитом. Парой глотков еды и вина позже он действительно почувствовал себя лучше, и ему даже удалось начать разговор на новую тему, о каком-то ресторане суши, который недавно обнаружил Картер. Лука небрежно заметил, что им стоило бы сводить туда Сьюзен, прекрасно зная, что она ненавидит сырую рыбу. Она скорчила гримасу и надулась, и Лука улыбнулся, достигнув желаемого эффекта. Он невольно вздохнул. Хорошо. Это убедит их, что с ним всё в порядке. Они продолжат свое празднование. Он справится со своими личными демонами позднее и в одиночестве. Однако его надежды избежать объяснения того, что так потрясло и расстроило его, были опровергнуты в конце трапезы. Когда они пили кофе, заедая его необычайно сладким десертом, Сьюзен внезапно заговорила о случившемся. - Что там было раньше, с этой парой, Лука? О чем они беседовали? Лука вскинул на нее глаза, стараясь не уронить ложку с десертом. Она никогда раньше не говорила с такой прямотой и откровенностью ни о чем, связанном с его прошлым. Потом он снова опустил взгляд на стол и нарочито медленно зачерпнул немного десерта, отчаянно ища подходящий ответ. Он не нашел такового, поэтому сунул ложку в рот. Он так же медленно жевал, всё еще не отрывая взгляда от стоящей перед ним тарелки. Наконец он проглотил то, что было во рту. - Послушай, Сьюзен… Я не хочу об этом говорить… Он поднял глаза, встретился с их внимательными взглядами, и умолк. То, что он увидел в глазах Картера и Сьюзен, потрясло его так, что он застыл. Там не было никакой жалости, никакого извращенного, зачарованного любопытства. То, что он увидел, было тревогой за него, заботой и тем видом беспокойства, который он видел раньше только в глазах таты. Они действительно хотели понять. - Ничего, всё в порядке… - прошептала Сьюзен, немедленно устыдившись своего вопроса, и Лука ощутил, как та ледяная стена, которая, как он часто чувствовал, отделяла его от всех и каждого в Америке, и которая на мгновение растаяла под пристальными взглядами Картера и Сьюзен, начинает расти снова. Действительно ли он хочет удерживать их на расстоянии? Внезапно он принял решение. - Нет… всё в порядке, - возразил он. – Я имею в виду, спасибо, что ты спросила… Стена становилась толще, и Лука стал бороться со своим отсутствием умения выразить себя. - Я имею в виду… э… - Он остановился снова, не зная, что сказать такого, что не выглядело бы ничего не значащей любезностью. - Это не имело никакого отношения к войне, - неожиданно признался он. Потом он покраснел. Картер и Сьюзен теперь смотрели на него, раскрыв рот. - Но, м-м… я бы предпочел не говорить об этом прямо сейчас. Я… я расскажу вам позже, ладно? Когда я сумею всё это выяснить… понять. Теперь у него горели щеки. Он спросил себя, не звучат ли его слова так, словно он сошел с ума. Он снова уставился на крошки, рассыпанные по скатерти, и ждал, не смея поднять глаз. Он услышал, как Сьюзен неловко хихикнула. - Кажется, я ухитрилась просто капитально всё испортить… Ни один из вас, ребята, не собирается сказать что-нибудь и спасти даму в беде? Лука бросил на них косой взгляд, слов у него не было. Картер прокашлялся. - Как насчет того, чтобы поиграть в дартс? «Бык и дракон» тут неподалеку… Я должен уравнять с тобой счет, Лука. Лука улыбнулся с облегчением. За неделю до этого они с Чаком обставили Картера и Сьюзен, играя в дартс. - Я так и знала, что ты что-нибудь да придумаешь! – воскликнула Сьюзен, потрепав Картера по руке. - Я оплачу счет, - сказал Лука, поднимаясь из-за стола с улыбкой на лице.
Инна ЛМ: * * * * Лука допил последние остатки своего холодного кофе и бросил еще один взгляд на дверь ресторана. Он посмотрел на свои часы. Девять тридцать. Он просидел здесь уже больше четырех часов и выпил пять чашек кофе. Он потер ладонью глаза, закрыл книгу – он притворялся, что читает ее – и встал. Заплатив, он вышел из кофейни и, взглянув в самый последний раз на дверь маленького ресторанчика, пустился в путь к станции метро. Его смена начиналась через полчаса. Он ходил в эту кофейню вот уже три дня. Он появлялся к пяти или половине шестого, садился на одном и то же месте, лицом к двери ресторана на другой стороне улицы, заказывал чашку кофе и кусок пирога и вынимал из кармана книгу. Обычно пирог оставался на столе практически нетронутым; книга оставалась раскрытой часами на одной и той же странице. Его глаза беспрестанно перебегали на дверь того ресторана, его разум вновь и вновь возвращался к тому проклятому обрывку разговора, который он нечаянно подслушал больше недели назад. Он понимал, что это глупо – вот так следить за рестораном, чтобы увидеть, появится ли она там, но не знал, что еще сделать. Он старался отогнать безумную мысль, что женщиной, которую обсуждали те люди, была Джиллиан. Если бы она решила остаться в Чикаго, то сказала бы ему об этом. По крайней мере, она сказала бы Картеру, не так ли? Кроме того, у нее не было никаких оснований захотеть переехать сюда. У нее была работа и жизнь в Монреале, верно? Никто не меняет страну так просто, как меняют одежду; Лука знал это слишком хорошо. Для того, чтобы эмигрировать, у человека должны быть веские причины. А какими они могли бы быть у Джиллиан? У нее не было никаких знакомых в Чикаго, помимо Картера и него. Работа медсестры оплачивалась в Штатах не лучше, чем в Канаде. Она ни от чего не убегала. Или убегала? От чего она могла бы бежать? И почему именно сейчас? И почему из всех мест на свете она выбрала для этого именно Чикаго? После того, как в течение пары дней он сводил себя с ума подобными вопросами, Лука решил позабыть обо всей этой истории и вернуться к своей собственной жизни. Он много работал в Окружной, много занимался физиотерапией, начал ходить в долгие прогулки. Он бывал в кино каждый раз, когда у него появлялась возможность, отправлялся куда-нибудь с Картером, и Эбби, и Сьюзен, пригласил профессора Перкинса на чашку кофе, купил пару новых романов. Он старался отправляться в постель физически и морально вымотанным, но неважно, что он делал – он всё равно не мог сосредоточиться и не мог спать. Книги оставались лежать непрочитанными на тумбочке; он часто не мог уследить за сюжетом тех фильмов, которые смотрел, и его ум нередко блуждал где-то во время разговоров. К счастью, ему по-прежнему удавалось не отвлекаться от своей работы, главным образом из-за того, что он до ужаса боялся совершить какую-нибудь ошибку, но это отсутствие концентрации достигло такой высокой степени, что все вокруг него это заметили. Он слышал подозрительные и тактичные вопросы от Картера, бесцеремонные и прямые от Сьюзен, сдержанные от Эбби. Он встречал внимательные и озабоченные взгляды профессора Перкинса. Черт, даже сам Романо однажды спросил, как у него дела. И именно в тот день Лука решил забыть о том, чтобы забыть, и вместо этого попытаться выяснить, о ком же говорили те люди в ресторане. И вот так он начал наблюдать за рестораном, в надежде, что когда-нибудь, в один прекрасный день, она может там появиться. Вскоре он признался самому себе, что избранный им способ установить, была ли женщина, о которой говорили те люди, Джиллиан, в высшей степени глупый. Ему было до ужаса не по себе в этой кофейне. Официантки следили за ним подозрительным взглядом. Время ползло со скоростью улитки. Но он, честно говоря, не знал, что еще предпринять. Он подумывал о том, чтобы перейти улицу и спросить ту пожилую даму о ее разговоре на прошлой неделе, но вскоре признался самому себе, что это был бы несуразный вопрос. И он, безусловно, вполне мог обойтись без новых неловких бесед вроде тех, которые он вел по телефону, когда пытался определить местонахождение Джиллиан. Поэтому он решил оставаться в кофейне и продолжать свои ежедневные бдения. Каждые пять минут он молился, чтобы хозяин ресторана не вышел оттуда, не пересек улицу и не пригрозил вышибить из него дух, если он не прекратит шпионить за его заведением. Лука вошел в поезд, сел и сделал глубокий вдох. Впереди у него была долгая смена, а он был измучен. Он не бывал таким усталым перед работой с тех самых дней, когда рассчитывал с помощью водки и случайных связей заполнить бессодержательную череду дней и ночей, перед тем как отправился в Конго. За прошедшие несколько недель благодаря чтению но, более всего, благодаря развивающейся дружбе, которую он установил с Картером и Сьюзен, он стал думать, что преодолел бессмысленность своей жизни; но теперь он как будто снова погружался в пустоту. Он чувствовал себя так, словно опять очутился на первом уровне, там, откуда начинал, слишком утомившийся и слишком обескураженный неудачей, чтобы продолжать игру. Он гадал, не следует ли ему испробовать что-то еще. Поговорить с кем-нибудь. Поговорить с Картером, может быть, со Сьюзен. Но что он им скажет? Что он зациклился на одном странном разговоре, который по случайности услышал неделю назад, и что это наваждение снова ввергло его в депрессию? Что он не может забыть об этих словах и, в то же время, слишком боится обнаружить, относились ли они к женщине, которую он едва начал узнавать? Это же нелепость, противоречащая здравому смыслу. Он на мгновение зарылся лицом в ладони. Когда он снова поднял голову, поезд подъезжал к его остановке. Он встал, опираясь на трость и схватившись за поручень над головой для дополнительной устойчивости, и пошел к дверям. Что бы он ни делал с самим собой, он должен пока что отогнать эти мысли. У него есть работа, которую нужно выполнять, напомнил он себе, спускаясь по лестнице на улицу. * * * * - Ну, вот и он, Ивлин, - сказала Мэгги, подходя к стойке. Ивлин подняла глаза и посмотрела в большое окно кофейни. Высокий темноволосый парень, приходивший сюда и в предыдущие вечера, шел по улице, направляясь к двери их кофейни. Она неприкрыто уставилась на него, и ей показалось, что она увидела, как он слегка покраснел, когда искоса взглянул на нее. Тем не менее он вошел, ни с того ни с сего ненадолго остановился, а потом прохромал к столику, который сделал своим обычным местом за последние несколько дней. Ивлин оглянулась на Мэгги с непроизнесенным вопросом в глазах. - Сейчас твоя очередь, - сказала Мэгги, вручая ей кофейник. Ивлин взяла его и повернулась, чтобы достать кружку с полки, состроив гримасу отвращения. Им обеим не нравился этот парень, ни капельки. За последнюю неделю он приходил к ним в кофейню каждый вечер и просто сидел тут, пожирая глазами дверь того ресторана на другой стороне улицы. Несмотря на его приятную внешность и элегантную одежду (его волосы были аккуратно подстрижены, и он всегда был чисто выбрит; всегда носил костюм с галстуком, а ботинки у него были начищены до блеска), в нем было что-то, вызывающее подозрение – в том, как он прикидывался, что читает, но вместо этого бросал косые взгляды на улицу, в его неуверенных жестах, бледной коже и темных тенях под глазами. Он как будто старался что-то скрыть. И его сильный акцент никоим образом не помогал развеять то сомнительное и не внушающее доверия впечатление, которое он производил. Мэгги и Ивлин подумывали о том, чтобы попросить его уйти, но немного побаивались это сделать. Что, если он впадет в ярость от такой просьбы? Он был гораздо выше, чем они, и казался немного опасным. И они не могли ни за что ни про что взять и вызвать полицию. Каким бы подозрительным ни было его поведение, он держал всё при себе и не беспокоил никого из посетителей. Они думали и том, чтобы предупредить владельца того ресторана, но потом решили, что это, в конце концов, не их дело. Что, если этот иностранец – член какой-нибудь мафии и хочет свести счеты с теми иностранцами на другой стороне улицы? Что, если он обнаружит, что они предупредили владельца ресторана, и решит как-то отомстить им? Они не хотели ввязываться в неприятности, это было ну совершенно ни к чему. Так что они просто старались дать ему понять, и как можно яснее, что он им не нравится и они предпочли бы не видеть его в своей кофейне. Однако они не добились ни малейшего успеха. Хотя он, казалось, чувствовал себя достаточно неудобно под их пристальными неприязненными взглядами, но, тем не менее, продолжал приходить каждый день и оставался на своем самочинно занятом месте долгие часы, выпивая бесчисленные чашки кофе. Ивлин отнесла кружку на его столик и поставила ее на твердую поверхность столешницы, с немного большей силой, чем это было необходимо. Человек так и подскочил от громкого стука и посмотрел на нее удивленно и слегка испуганно. - Кофе, как обычно? – спросила Ивлин. - Да, спасибо, - прошептал он. - Ладно, - ответила она, наливая ему кофе. – Что-нибудь возьмете к нему? - Порцию яблочного пирога, пожалуйста. - У нас нет яблочного пирога. Он вздохнул. - Хорошо… тогда пекановый. Она покачала головой – безжалостно, но с долей подозрительности. Что, если он рассердится? Или, может, вместо этого он поймет намек и уйдет? Он не сделал ни того, ни другого. Он терпеливо перевел дыхание и с безупречной вежливостью спросил: - У вас есть какой-нибудь пирог? - По-моему, остался сырный. - Хорошо, я возьму сырный. Она кивнула и удалилась, раздраженная тем, что до него не дошло. У этого парня, по-видимому, была очень толстая шкура, и тонкие намеки на него не действовали. Минутой позже она вернулась и бухнула на стол тарелку с куском сырного пирога. Она заметила, как он вздрогнул и поморщился от шума, но не отвел глаз от книги, лежавшей перед ним. Она беззвучно и грациозно повернулась и ушла к стойке. Время от времени Ивлин посматривала на него краем глаза, пока обслуживала другие столики. Как всегда, он в основном занимался тем, что глядел на фасад ресторана, только изредка бросая случайные взгляды в книгу перед собой. Казалось, ему не было дела до того, как много времени ей потребовалось, чтобы вновь наполнить его чашку – существенно больше, чем для обслуживания остальных посетителей. Она наливала ему новую порцию кофе уже в четвертый раз, когда внезапно заметила, что он напрягся. Она посмотрела на него. Его лицо стало еще бледнее, если это было вообще возможно, и он не сводил глаз с другой стороны улицы. Она проследила за его взглядом, но увидела только медленно закрывающуюся дверь ресторана. Должно быть, кто-то вошел туда. Она услышала, как он кашлянул, и посмотрела на кофейник. Кофе вот-вот перельется через край. Быстрым движением она выровняла кофейник и, даже не снизойдя до того, чтобы еще раз посмотреть на этого человека, вернулась за стойку. Однако, оказавшись там, она оглянулась. - Ты это видела? – спросила она Мэгги. - Что видела? - Его, - ответила Ивлин, указывая на него кивком. Мэгги взглянула на него. Человек по-прежнему пристально смотрел через улицу, белый как простыня. Он даже уже не пытался скрыть своего интереса к тому ресторану. - Что он увидел? Ивлин передернула плечами. - Я не знаю… Может, нам следует позвонить по «девять-один-один»? - И что мы им скажем? Что у нас тут какой-то иностранец глазеет через улицу? - Ну, нет… но… - Давай просто подождем и посмотрим, что будет, Иви… подождем и посмотрим… - повторила Мэгги, стараясь говорить уверенно. Примерно часом позже их ожидание принесло плоды. Парень неожиданно встал, положил на столик несколько банкнот, надел пальто и подобрал книгу так быстро, как только мог. Он поспешил вон из кофейни без единого слова. Мэгги и Ивлин посмотрели через улицу и увидели маленькую женщину, удалявшуюся по тротуару. За один короткий миг этот человек пересек улицу и приблизился к ней, что было просто поразительно, учитывая то, как сильно он хромал. Он окликнул ее, и она обернулась. Выражение страха прошло по ее лицу, и ее глаза расширились. - Ну вот что, - сказала Мэгги, беря телефон. – Я вызываю полицию. Сердце Луки пропустило удар, когда он увидел, как она входит в ресторан. О господи. Это была она. Это БЫЛА она. Не мог же он так обмануться… или галлюцинировать… И что теперь? Что он будет делать? Он с трудом сглотнул, стараясь мыслить трезво. Сосредоточься, Ковач. Следует ли ему пойти за ней? Нет, решил он минутой позже. Она явно дружила с хозяевами ресторана. Что бы ни произошло между ними, Лука не хотел, чтобы у их первой беседы были свидетели. Он прекрасно знал о своей неуклюжести со словами, и ему совсем не хотелось еще и беспокоиться насчет того, что другие люди подслушают их с Джиллиан. Он подумал было о том, чтобы написать ей записку и попросить кого-нибудь отнести ее Джиллиан в ресторан, прежде чем засмеялся над самим собой от такой мысли. Кто сможет отнести ее? Безусловно, не одна из здешних официанток, которые, вне всякого сомнения, думали о нем не очень-то хорошо. И что бы он написал? Привет, я тут как раз пил кофе на другой стороне улицы, когда случайно увидел, как ты вошла? Смех, да и только. Нет, он лучше подождет, пока она выйдет из ресторана, и тогда он сможет дойти вместе с ней до метро. Но что он скажет ей? Господи Иисусе. Он вздохнул. Ну ладно, будем двигаться постепенно, шаг за шагом. Сначала наберусь достаточно храбрости, чтобы подойти к ней. Потом решу, что сказать. В любом случае она будет ужинать в этом ресторане. У него масса времени, чтобы что-нибудь придумать. Часом позже он гадал, покинет ли она ресторан, прежде чем ему придется отправиться обратно в Окружную на свою смену – и тут он увидел, как она появилась в дверях. Он встал, как от толчка, и пошел к выходу. Он пересек улицу, не глядя по сторонам, проклиная свою хромоту и жалея, что не может идти быстрее. В отчаянии, боясь, что она завернет за угол и исчезнет, он позвал ее по имени и, точно в замедленном кадре, увидел, как она вздрогнула и повернулась к нему лицом. Минуту спустя он уже стоял рядом с ней, так близко, что их тела почти соприкасались. Лука смотрел на нее во все глаза, едва смея поверить, что это она стоит перед ним. Он смотрел на нее, изо всех сил стараясь не моргнуть, страшась того, что она исчезнет в ту же секунду, едва он закроет глаза. - Э… - промямлил он, запинаясь. – Привет, Джиллиан… - Он говорил как полный идиот. Неужели целого часа недостаточно для репетиции? Он мысленно обругал себя. - Господи, Лука! Ты меня напугал! – воскликнула Джиллиан, а потом она улыбнулась и прикрыла рот рукой. Она зарделась, и Лука не мог не заметить, какая она красивая. Он прямо посмотрел на нее, но, едва увидев, что румянец у нее на щеках делается всё ярче, он опустил взгляд. - Я… э… - Он полностью забыл ту речь, которую тщательно подготовил в кофейне, в мозгу словно образовался огромный провал. Сосредоточься, Ковач, сосредоточься. Скажи ей. - Я очень… очень счастлив видеть тебя снова, - порывисто произнес он на одном дыхании, уставившись себе под ноги. Затем он набрался достаточно смелости, чтобы искоса взглянуть на ее лицо. Она казалась потрясенной до шока. О боже. Он всё провалил. - Правда? – спросила Джиллиан, и мысленно ударила себя по лбу. Как это у нее получается говорить так по-идиотски? Лука пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Улыбка была широкой и освещала всё его лицо. - Да. Я счастлив, что нашел тебя. Джиллиан больше не могла выносить его неотрывного внимательного взгляда. Она опустила глаза и сжала одну руку другой, сцепив пальцы. - О, Лука, мне очень жаль. Я… А потом она поняла, что он только что сказал. Она наморщила лоб. - Ты меня искал? Он прокашлялся и посмотрел в сторону. - Ну… да, что-то в этом роде… Я пытался позвонить тебе домой. – Он вытер глаза ладонью, нервным жестом. – Еще я пытался позвонить твоей матери. - О господи, - Джиллиан поднесла руку ко рту. – Ты позвонил на Рождество! Он кивнул. - Ох, Лука. Извини, мне так жаль. Она страшно разозлилась на меня, за то, что я переехала из Монреаля… Она сказала, что кто-то звонил мне, но всё еще была слишком сердита, чтобы рассказать мне, кто это был. Она тебе не нагрубила, нет? Лука нервно усмехнулся. - Ну, вообще-то нет… Не совсем, – он посмотрел на нее и снова отвел глаза. - Как у тебя дела? – Ну хватит, Ковач, подумал он. Ты что, не мог найти более банального общего места? - У меня всё отлично… - Она поколебалась. Она испытывала всё большее и большее замешательство от происходящего. Как, интересно, она сможет объяснить ему, что живет в Чикаго уже несколько месяцев и ни разу не попробовала связаться ним? Как убедить его, что это не из-за того, что она не заинтересована в том, чтобы увидеть его, поговорить с ним? Простого способа объяснить это не существовало. - Послушай, почему бы нам… Внезапно около них остановилась патрульная машина, громко завизжав шинами. Из нее выскочил полицейский. - Не двигаться! – крикнул он, вытаскивая пистолет и прицеливаясь в Луку. Глаза Луки расширились от шока. Рефлекторно он тут же уронил свою трость и поднял руки за голову. Ни о чем не спрашивая, полицейский схватил его за воротник пальто и толкнул к машине. - Расставить ноги! Руки держать так, чтобы я их видел! Другой офицер вышел из машины и тоже направил свой пистолет на Луку. Только тогда Джиллиан отреагировала. - Какого черта вы делаете? Оставьте его в покое! – закричала она. - Что? – спросил офицер, и Джиллиан захотелось ударить его по лицу. - Он мой друг! Оставьте его в покое! Офицер обернулся и уставился на нее. - Мы получили сигнал о нападении на этой улице. Он как-то приставал к вам, мисс? - Нет, конечно, нет! Джиллиан поймала офицера за руку и оттолкнула в приступе ярости. Она бросилась к Луке, который стоял у полицейской машины, тяжело привалившись к ней и трясясь как сумасшедший. Господи. Ей не хотелось даже думать о том, какого рода воспоминания он должен заново переживать, когда его держат на прицеле. - Лука… - мягко позвала она его. – Лука, с тобой всё в порядке? Лука медленно открыл глаза и встретился с ней взглядом. Полицейский, стоявший перед ним, опустил оружие и настороженно смотрел на него. Лука заметил ладонь Джиллиан у себя на руке и взглянул на нее. Он сумел выжать неуверенную улыбку и постарался дышать нормально. Он был в ужасе. - Да… - пробормотал он. Рука Джиллиан нежно и бережно заставила его повернуться и помогла ему опереться на машину. Офицер, который первым прицелился в него, протянул ему его трость. Лука взял ее и выпрямился на дрожащих ногах. - Мне правда очень жаль, сэр. Мы получили вызов, а вы подошли под описание. - Всё в порядке, - ответил Лука. Он хотел оставить всё это позади как можно скорее. - Нет, не всё в порядке, - возмутилась Джиллиан. – Вы сначала должны были проверить! Вы не можете просто ездить повсюду, целясь в людей из ваших пистолетов! - Простите, мисс, - извинился офицер. – Но в некоторых случаях, если мы не будем действовать быстро… - Это не оправдание! - заорала Джиллиан. Вокруг них уже собиралась маленькая толпа, и Лука внезапно ощутил себя очень неловко. - Всё нормально, Джиллиан. Давай покончим с этим. - Нет, Лука, мы не можем… - Неожиданно его рука легла на ее предплечье, и она заметила, что его всё еще колотит. - Пожалуйста, - прошептал он. Она не могла понять, почему он хочет оставить это вот так. Им следует подать официальную жалобу на этих варваров, чтобы они поняли, что не могут за здорово живешь раскатывать по городу, угрожая тем гражданам, которых им полагается защищать, но умоляющий взгляд Луки почему-то заставил ее сдаться и отступить. - О’кей, - сказала она. - Нам действительно очень жаль, сэр. Мисс, - проговорил офицер, залезая назад в свою машину. Небольшая толпа, которая успела сгрудиться вокруг них, постепенно начала таять, и Лука попытался сделать несколько шагов. Ему пришлось тяжело опереться на трость. Джиллиан обвила его рукой за талию и поддерживала его, пока они шли. - Господи, ну и налет, - пробормотала она. Лука тихо и нерешительно рассмеялся. Она посмотрела вверх, на его лицо. Он по-прежнему был смертельно бледен, но каким-то образом уже не казался таким больным, как до этого. По крайней мере, он уже не выглядел так, словно готов потерять сознание. - Послушай, Лука, я тут как раз собиралась пригласить тебя на чашку кофе… Ты как, всё еще в настроении? Он посмотрел вниз, на нее, и просиял полной улыбкой. Сердце Джиллиан накрыла теплая волна. Она не видела, чтобы он так улыбался, с тех пор, как… С тех пор, как они танцевали вместе в Конго. - С радостью, - ответил он, и медленно, нерешительно, молясь, чтобы она не отодвинулась, положил свободную руку ей на плечи. Вместе они прошли по улице и исчезли за углом. THE END Дополнительные замечания от переводчика Чисто субъективные причины, по которым я выбрала для перевода этот фанф 1. Он является альтернативным продолжением событий, которые очень хочется продолжить приблизительно так. 2. Это не Карби и не Луби (хотя я ничего не имею против самой Эбби). 3. Дружба Картера и Луки, которую мне всегда приятно видеть, особенно потому, что я одинаково люблю их обоих, а в самом сериале ее слишком мало. 4. Отец Луки. Тата. Хороший и умный человек. 5. Романо. В своем репертуаре, но проявляющий безусловные способности к сочувствию и пониманию... и даже к благодарности. 6. Литература. То внимание, которое уделяется ей в этом фанфе, важность места и роли, отведенных ей. Начитанный Лука. Беседы чуть ли не всех действующих лиц о книгах. Психотерапия с помощью книг. Загадочные посылки с книгами. И венец всему – лекция Луки для студентов-филологов о болезнях и травмах в литературе XIX века. Как бы я хотела на ней поприсутствовать (и задать вопросы, разумеется)… 7. Кино. С удовольствием обсудила бы с Лукой экранизацию «Соляриса» и сам роман, если он его читал. 8. Живопись. Не могла не найти через всё тот же Интернет (в Google, раздел «Картинки») репродукции картин Эдварда Хоппера, о котором узнала благодаря этой повести. Правда, по их описаниям я ожидала, что они будут несколько иными – менее яркими по колориту и более выразительными, более насыщенными тем одиночеством и самоуглубленностью, которые видят в них Джиллиан и Петар… 9. Стиль, сочетающий драматичность и остроумие в самой привлекательной для меня пропорции. 10. Хороший конец. Все живы и почти здоровы. У всех всё налаживается. Замечательно! 11. И, наконец, last but not least (последнее по порядку, но не по значимости) – одеяло, которое Джиллиан купила для Луки в Брюсселе. Обожаю астрономические рисунки и узоры. Не говоря уже о том, как великолепно смотрелся бы Лука на его фоне… Благодарю читателей за внимание
Lubasha Visnjic: Инна О ,большое спасибо)) Начала читать))) Эх ,жалко, что Джиллиан в сериале мимо прошла(((
Starley: Инна, спасибо за фанфик! Большое спасибо
Darianna: А у меня так руки и не доходят, блин! Сижу, обложившись тетрадками, и читаю ученический бред!
Tigerlein: С удовольствием прочитала, отлично написано и переведено!
Инна ЛМ: "Шекспиру славы он прибавил, Но и себя не позабыл." Из дружеской эпиграммы на С. Маршака (бывшего не только поэтом, но и отличным переводчиком).
Tigerlein: Нет, правда сделать граммотный и соответствующий настроению перевод всегда не просто, на мой взгляд если читаешь перевод и в голове не крутится мысль о том что это перевод - это говорит об успехе переводчика ой как длинно получилось...
Машуля: Tigerlein пишет: Нет, правда сделать граммотный и соответствующий настроению перевод всегда не просто, на мой взгляд если читаешь перевод и в голове не крутится мысль о том что это перевод - это говорит об успехе переводчика Подписываюсь! Инна, Вы молодец!
Инна ЛМ: Ой... совсем захвалили со всех сторон... Спасибо! Рада стараться! Буду продолжать в том же духе... Такой технический вопрос (хотя, конечно, задавать его следовало гораздо раньше - но лучше поздно, чем никогда; на случай, если переведу еще что-нибудь): достаточно ли удобно вам читать текст через один интервал? Может, мне лучше делать полтора? При наборе в Word один интервал смотрится нормально, но со здешним шрифтом получается как-то "тесновато", слишком маленькое расстояние между строчками. Если неудобно читать, то я увеличу интервал...
Машуля: Инна ЛМ пишет: Если неудобно читать, то я увеличу интервал... Мне кажется, все в порядке. Мы привыкли. И тут главное, не КАК читать, а ЧТО читать)) Спасибо за то, что дали возможность прочитать такую замечательную историю
Lubasha Visnjic: Инна ЛМ пишет: достаточно ли удобно вам читать текст через один интервал? вполне. А на сайте как? Это уже меня волнует вопрос.
Гость И: Это не гость, а я - Инна ЛМ, с чужого компьютера. Сообщаю на всякий случай всем своим корреспондентам, что у меня вчера сдох домашний компьютер, так что я минимум на неделю исчезаю - и работа над переводом, соответственно, тоже застопоривается. Будем ремонтировать...
Машуля: Lubasha Visnjic пишет: А на сайте как? На сайте - всё прекрасно читается! Ты умничка))) Гость И пишет: что у меня вчера сдох домашний компьютер Сочувствую! Чини скорее! Понимаю, как это выбивает из колее. У самой недавно была похожая фигня. А информация, надеюсь, сохранилась вся?
Lubasha Visnjic: Инна ЛМ Ох. токо щас пережила ...сижу переношу инфу на комп снова.
полная версия страницы