Форум » » Quantum Satis / Столько, сколько нужно/ Лука/Дэйв, слэш » Ответить
Quantum Satis / Столько, сколько нужно/ Лука/Дэйв, слэш
Мымра Офисная: Название: Quantum Satis / Столько, сколько нужно/ * медицинско-рецептурное сокращение с латыни*, Лука/Дэйв, слэш. Автор: Мымра Офисная, то есть ZiraelL, то есть я. Бета: нет, но буду рада, если кто-то вызовется. Рейтинг: m/m slash, PG-13 Пары: Лука Ковач/Дэйв Малуччи Время действия: 9 сезон. Статус: в процессе. Примечания: 1. На героев прав не имею, все герои принадлежат сериалу «Скорая помощь», только Крис Малуччи как гипотетическая сестра Дэйва принадлежит Cein. 2. Я никогда не была уверена, что этот фик с такой парой будет кому-то интересен. Поэтому я не могу сказать точно, когда он будет дописан...
Ответов - 11
Мымра Офисная: – Кто-нибудь в курсе, в Хорватии вообще есть мединститут? –ни к кому не обращаясь, осведомился Романо с самым серьезным выражением лица. Ковач пожалел, что не захлопнул дверь так, как собирался – чтобы штукатурка с потолка посыпалась. Желательно на голову однорукому ублюдку. Еще можно было бы вернуться и прокричать прямо в лицо Романо, что институт там есть, и даже не один, и что Америка с ее самым высшим образованием в мире – не пуп земли. Но это было бы еще большим ребячеством, чем тот бред, который Ковач наговорил на разбирательстве. Есть ли в Хорватии мединститут… С невеселой ухмылкой Ковач повторил про себя слова их профессора – тот когда-то тоже работал в приемном, но недолго, карьеру заканчивал, вечером разделывая трупы в патанатомии, днем читая студентам лекции по патологиям. Как-то, на одной из таких лекций, он и обмолвился, что врач понимает, чего он стоит, только убив первого больного. Третьекурсники до хрипоты обсуждали эти слова; Ковач тогда оказался в числе тех, кто никоим образом не поддерживал старого преподавателя. Не понял он этих слов и позже – когда на практике на его руках умер сорокалетний мужчина с пороком сердца… Да и после – пациенты у доктора Ковача, конечно, умирали. Он потерял семью. Но никогда так остро не ощущал, что убил человека – своими руками, своим невниманием. Сейчас же Ковачу казалось, что он вот-вот поймет, отчего неглупый парень – ведь потом он написал кучу статей, публикаций и вроде как даже издал книгу – забросил практику с живыми людьми и до конца своих дней занимался тем, что говорил врачам о их ошибках. – Все в порядке? – Сьюзен только что налила себе кофе. Ковач с мрачным удовлетворением отметил, что руки у нее все-таки чуть-чуть дрожат. – У Романо точно все в порядке, - он тоже взял стакан с кофе, просто чтоб чем-то себя занять. – И у меня все в порядке. У того парня все не в порядке – но ты и так знаешь. – Лука, у всех бывают плохие дни… Для того чтобы взорваться, сейчас Ковачу хватило бы и меньшего. – О да! – рявкнул он, ставя кофе – пластиковый стакан не был рассчитан на то, чтобы им стучали об стол, и коричневая лужа, разлившаяся на гладкой столешнице, немного сбила с Луки злость. – Только мой плохой день лежит в реанимации и даже дышать сам не может! – Ты думаешь, у нас такого не бывало? – сухо парировала Сьюзен. – Ни у меня, ни у Картера, ни у Уивер никогда не умирали больные, просто потому, что так встали звезды? Кто-то не успел, кто-то ошибся, кто-то не распознал вовремя то, что мог... Если у тебя такое за все годы впервые – могу тебя поздравить. Если ты не можешь с этим справиться – подумай, сможешь ли ты работать врачом. Лука промокнул салфеткой кофейное море на столе. Говорить об этом было еще сложнее, чем смотреть на бледное лицо парнишки, который должен был бы еще два дня назад уйти домой. И Сьюзен права, сто раз права – только почему от этого не легче? – Ты куда? – Думать, - Лука закрыл шкафчик и натянул на плечи куртку. – Лука, не надо. – Льюис покачала головой. – Уивер тебя не отпустит. – Меня уже отстранил Романо, - все с тем же злым удовольствием сообщил ей Лука. – На два дня. Спасибо, Сьюзен, но все будет в порядке. И Эбби передай, что она молодец. – Сам передай, - Сьюзен с отвращением покосилась на остывший кофе и, секунду подумав, вылила его в раковину. – Она, наверное, уже спустилась… Эбби в отделении не было, по крайней мере, на глаза Луке она сразу не попалась; трудно было вообще хоть кого-то найти, будучи выключенным из суеты и круговерти, там царящих. Халат будто давал пропуск с эту суету – ну, а смысл обретался сам собой. Отстраненный от работы и одетый в куртку вместо халата, Ковач не чувствовал себя частью отделения, наверное, поэтому легкий ажиотаж поначалу прошел мимо его внимания. – Не видел Эбби? – он остановил чем-то возбужденного Картера, проносящегося мимо с охапкой карточек. – Лука? – Картер затормозил и на секунду задумался. – Возьмешь подростка с рвотой во второй? – Не возьму, - терпеливо пояснил Лука. – Я отстранен. Где Эбби? – Вроде в первой травме, туда ДТП привезли…- пробормотал Картер, сосредоточенно перетасовывая карточки в руках, как шулер – игральные карты, и вдруг оживленно поднял голову: - А ты новость слышал?! – Я с утра был на разбирательстве, - заметил Лука. – А что за новость? – Малуччи вернулся! – сообщил Картер; Ковач, хмыкнув, перебил: – Что, у Уивер с утра амнезия? – Он теперь ездит с Моралесом, - закончил Джон, хитро блестя глазами. – С кем?! – от потрясения Ковач даже вздрогнул. – Его что, взяли в Мерси?! – Сам увидишь, - Картер с загадочным выражением лица мотнул головой в сто-рону коридора. – Точно не возьмешь подростка? Есть еще сорванная мозоль… – Мозоль Романо отдай, - злорадно посоветовал Лука; Картер с горестным вздохом уперся взглядом в исчерканную вдоль и поперек доску. Роберт Романо был известен своим неприятием простых случаев и случаев из практики приемного отделения вообще, – попытаться отдать ему терапевтический вызов любой сте-пени сложности было риском на грани фола. Так что Картеру Лука в общем-то даже сочувствовал – в конце концов, и подросток, и мозоль скорей всего достанутся ему самому. Впрочем, как и большая часть из стопки в его руках. В первой травме все тоже было вверх дном. Вопреки обычному порядку вещей, жертва – пешеход, мужчина, белый, с выбитым плечом – неразборчиво орала нетрезвым голосом что-то вроде песен, где вместо слов была сплошь нецензурная лексика, и попутно беспорядочно, но очень метко размахивала ногами, не давая к себе подойти. Водитель, белый как мел, стоял в углу и время от времени просил быть с жертвой помягче – надо сказать, на то были основания, потому что лечащим врачом незадачливого пешехода был Пратт; а Пратт категорически не любил, когда его били ногой по уху, даже вскользь. В общем, в первой травме царил хорошо организованный хаос, в котором не наблюдалось обещанного Малуччи. Лука решил, что сегодня еще один из американских дней, когда можно и нужно нести чушь и всех обманывать… Интерес-но только, такой день один в году или они бывают где-то раз в месяц? Он живет в Америке уже столько лет, давно пора завести записную книжку и повносить туда все такие даты, да еще и не перепутать – на Хэллоуин надо наряжаться и пугать, на День Дурака обманывать, под омелой целоваться, на День Независимости есть индейку…или есть индейку на какой-то другой день?... Шум за дверью немного усилился – пациент особо точным ударом выбил у сестры металлический поднос, к счастью, пустой. Выдернуть из этого бедлама Эбби не представлялось возможным. Лука немного постоял у дверей и для разнообразия даже поболел за жертву – отмахиваться одними ногами от двух муж-чин и одной отнюдь не хрупкой женщины в течение десяти минут было вовсе не просто. Наконец, самоотверженно обороняющегося пешехода скрутили, при-вязали к столу и, кажется, вызвали психиатра. Больше смотреть тут было не на что, так что Ковач побрел к выходу. За стеклянными дверями шел дождь. Лука привычно скользнул взглядом по ярким мокрым машинам парамедиков, натянул капюшон и вдруг остановился, заметив знакомое лицо. Дня дурака сегодня все-таки не было. В одной из распахнутых машин, свесив ноги, сидел Дэйв Малуччи и курил с самым независимым видом. Что-то было неправильно – и спустя еще пару секунд Лука понял, что одет Дейв был в куртку и шапку спасателей, и из-под куртки не выглядывал ни халат, ни хирургический синий костюм. Еще спустя мгновение Ковач понял, что так пялиться на человека, пусть даже знакомого, не собираясь с ним заговаривать, просто неприлично…но было уже поздно. – Доктор Ковач, - Малуччи кивнул так просто, будто они только вчера виделись на работе, и поднял руку. – Привет. – Привет, - Лука подошел, с некоторой неловкостью хлопнул по предложенной ладони. От этой же неловкости он спросил первое, что пришло в голову: – Ты что, куришь? Малуччи усмехнулся. – Это так, от нервов. Ты уже отработал? – Отстранили, - с легким вызовом отозвался Лука. Малуччи серьезно покивал, ничего не спрашивая, и прицельно выбросил окурок в урну. – Моралес там еще долго ошиваться будет, не видел? – Думаю, да, долго, - подтвердил Ковач, подумав. – Когда я уходил, они вашего пострадавшего только к столу приматывали. – Пострадавший, блин, - Малуччи нахмурился. – Все нервы мне вымотал, скотина пьяная, еще и машину мне чуть не заблевал… – А ты почему не там? – спохватился Лука. – Втроем проще бы было, разве нет? – Моралес сказал, сам справится, - с непроницаемым видом ответил Дэйв. – И потом, при мне им было бы про меня судачить как-то неловко. Он похлопал себя по карманам, извлек пачку сигарет и потащил оттуда следующий белый цилиндрик. – Тяжело? – удивляясь сам себе, спросил Лука. Может быть, взгляд, с которым Малуччи смотрел на прозрачные двери приемного, был уж очень невеселым, а может быть, Ковач вспомнил, как сам думал, что никогда больше сюда не вернется. Дэйв бросил на него быстрый и острый взгляд. Лука, уже успев пожалеть о своих словах, не думал, что он ответит – и молчал Малуччи и вправду долго, но на-конец выдохнул пополам с дымом: – Нет, - Ковач кивнул, дав себе железную клятву ничего больше не спрашивать, Дэйв вдруг рассмеялся, выкинул недокуренную сигарету, на этот раз промахнувшись, и весело продолжил: – Вообще-то, да, тяжело. Я вернулся, и это плюс, – но вернулся солдатом, и это минус, - он смахнул с плеч воображаемые нашивки и с косой ухмылкой отдал честь в сторону больницы. – Но по крайней мере Уивер меня больше не уволит. Повисла неловкая пауза – Лука снова не знал, что сказать. Согласиться, тем бо-лее, что его самого вот-вот могут уволить? Промолчать? Затеять спор? Просто попрощаться и уйти? Он слишком долго колебался… – Слушай, ты что делаешь сегодня вечером? – Дэйв смотрел на Луку со своей обычной полуулыбкой. – В смысле? – Лука растерялся. – У меня смена через два часа заканчивается, - пояснил Дэйв. – Может, сходим выпьем? Такого предложения Ковач мог ожидать меньше всего – даже когда они были коллегами, особо дружеских отношений у них не было – слишком уж самоуверенно и развязно себя вел молодой доктор Дэйв, а доктор Ковач, напротив, чувствовал себя тогда не слишком в своей тарелке и потому вообще почти ни с кем дружбу не водил. – Ты так рано заканчиваешь? – ничего другого Луке в голову просто не пришло; Малуччи с досадой отмахнулся: – У меня испытательный срок до среды. Так как, пойдешь? Лука нервно сглотнул и попытался решить, что его привлекает больше: вечер наедине с мрачным собой, или вечер с бывшим коллегой, которого не видел два года, и про которого в последние двадцать месяцев – с тех пор, как закончилось судебное дело против больницы, возбужденное по его милости – даже ни разу не вспоминал. – Если другие планы, так и скажи, - легкомысленно подбодрил его Малуччи, опять хлопая себя по карманам в поисках сигарет. – Можешь даже не придумывать, какие именно… Лука вдруг озлился на все на свете разом: на себя, на ублюдка Романо, на Уивер, на дождь и на бесцеремонного Малуччи, – и перспектива сидеть дома перед выключенным телевизором и в тысячный раз прокручивать весь тот день, в тысячный же раз решая, что сделал не так, показалась ему ужасной. Пить он не будет, но пойти – пойдет. Вот так. – Во сколько и где? – решительно уточнил он и чуть-чуть устыдился, увидев, как сразу просветлел и обрадовался Малуччи. – В …ну, давай в шесть. Знаешь бар «Милый Санта»? – «Милый Санта»? – в общем-то, как ни странно, но Лука знал – как-то раз, когда работал со спасателями, ездил туда на вызов. – Знаю. – Вот и чудно, - Дэйв озорно ухмыльнулся. – Там и встретимся. В машине захрипела рация, Малуччи попробовал дотянуться до нее со своего места, не достал и чертыхнувшись, полез на переднее сиденье. – Седьмая слушает. Он, нахмурившись, сосредоточенно прислушался к невнятным звукам, которые издавала рация; Ковач против воли понимающе улыбнулся – сколько он ни ездил со спасателями, всегда удивлялся, как им удается хоть что-то слышать среди этого шума и писка. – Седьмая слушает…эй!! – Дэйв постучал приемником по ладони, рассеянно ответил Ковачу на улыбку и снова выругался. – Эй! – Брысь из кабины, - беззлобно сказал Моралес, отбирая у него рацию. – Привет, доктор Ковач. Седьмая слушает…да…да. Хорошо, едем. Моралес повесил приемник на место и пожаловался Ковачу: – Я до вечера его, наверное, убью. И меня посадят. За что мне это наказание? – Брось, - Малуччи привычно показал зубы. – Я лучший доктор…тьфу ты, парамедик в мире. Поехали уже. – Поехали…- пробурчал Моралес. – Еще и Джонни нет…куда ты его дел? До смерти заболтал? – Я дел?! – возмутился Дэйв, перебираясь на соседнее сиденье. - Он в «Магу» ушел, сказал, скоро будет. Сейчас заберем. До вечера, Лука. – Удачного дня, доктор Ковач, - Моралес повернул ключи и преувеличенно мрачно покосился на пассажира. - Завтра навестите меня в тюрьме за предумышленное убийство с особой жестокостью? Хлопнули двери, и Лука проводил взглядом натужно крякнувшую машину. «Милый Санта», через два часа. Дэйв Малуччи. Во что, спрашивается, он ввязался?
Мымра Офисная: Причин, отчего бар назвался «Милый Санта», никто не знал. Практически никакой новогодне-рождественской атрибутики в нем не наблюдалось, кроме разве что оленьей головы над камином, очень похожей на фальшивую. Ковачу название бара казалось каким-то фамильярным, почти вульгарным – и вспоминались отчего-то два пьяненьких Санты, угодивших в больницу под конец празднования Нового года. Санты плохо стояли на ногах, смачно целовали друг друга в щеки, нестройно распевали новогодние песни и дарили любовью весь окружающий мир – то есть то, что попадалось им на глаза. На глаза им попалась шторка у кровати, капельница, забытая кем-то из сестер кружка с оленями и снежинками и Йош Таката, пришедший делать промывание… Малуччи уже ждал его за столиком и, похоже, до последнего не был уверен, что Ковач все-таки придет. – Привет, - он снова протянул руку, и Ковач покорно по ней хлопнул. – Что будешь пить? – Пиво, - Лука посмотрел на коктейль с зонтиком перед Дэйвом и решительно уточнил: - Светлое. – Если начинать с пива, потом может болеть голова, - со знанием дела заметил Малуччи; Ковача передернуло. – Я не собираюсь переходить на виски, спасибо… – Брось, - Дэйв легко махнул рукой. – Я за тобой присмотрю, а на работу тебе послезавтра, так? – Так, - подтвердил Лука мрачно. – Это тебе в приемном рассказали? – В самом конце смены, но без подробностей... Ты в курсе, что мной теперь пугают детей? – Малуччи криво усмехнулся и потянул из трубочки. – Встретил там мрачного детину, который смотрел-смотрел на меня, потом спросил, не я ли угробил парня с синдромом Морфано. – Это, наверное, Пратт, - подумав, хмыкнул Лука. – Когда он только на работу пришел, чуть не натворил дел, вот Картер его и припугнул… – Я думал, таким просвещением молодежи занимается Уивер… - буркнул Дэйв и снова приложился к соломинке. – Так пиво или что покрепче? Лука заколебался было – и вдруг осознал, что терять ему нечего. Он сидел в баре с дурацким названием и облезлой оленьей башкой с раскидистыми рогами, рядом с ним - малознакомый парень, с позором изгнанный из приемного, на работе – сплошные неприятности, дома поломавшаяся машина и записная книжка, где примерно две трети номеров – девушки легкого поведения… По сравнению с этим стакан «чего покрепче» был сущим пустяком. Больше всего Лука беспокоился за общение. Умение разговаривать не входило в список его сильных качеств – нет, он умел убеждать пациентов, шутил с коллегами… Но разговаривать с кем-то один на один всегда казалось ему слишком сложным – слишком уж мало тем. Медицина – для коллег. Компьютерные игры и комиксы – для выпустивших иголки детей и подростков. Про кино он говорить не любил –в американских фильмах он почти не разбирался, а европейское кино кроме него почти никто не смотрел. Женщины – может быть, тому виной были остатки хорошего воспитания, но обсуждать с кем-то женщин ему было сложно. О чем можно было говорить с Малуччи, Ковач вообще не понимал. Однако все оказалось неожиданно просто – большую часть времени Дэйв говорил сам, Луке было достаточно вовремя задать вопрос или просто кивнуть. Алкоголя, чтобы разговориться, парню понадобилось совсем немного – либо он начал пить задолго до прихода Ковача, либо просто нужно было выговориться. – Я знаю, что Марк умер. Меня тогда не было в городе… а если б и был, не при-шел. Я тогда еще на него злился – думал, что он мог бы и вступиться за меня перед Уивер. Дурак я был, теперь понимаю… может, и хорошо, что не пришел. – Потыкался в Чикаго по больницам – нигде ничего, - Малуччи не смотрел в глаза и чуть хмурился, нервно крутя в пальцах яркую соломинку. – Поехал к сестре – она у меня врачом в Лос-Анджелесе, там полтора года проработал. – А почему не остался? – спросил Лука, чтобы поддержать разговор. Не то, чтобы Дэйв в этом нуждался, но… – Долго рассказывать, - Дэйв помрачнел еще сильнее. – Почти как у Бентона было – если не вернусь, с меня отцовство снимут. – Так ты интернатуру не закончил, получается? – Лука попытался прикинуть в уме. После выпитого получалось плохо, но все-таки полгода, как ни крути, выпадали. – Приостановил, - быстро ответил Дэйв. – Вот утрясу тут все с Шерил и вернусь. А пока …пока устроился в парамедики. Тоже какая-никакая, а практика, это же не механиком работать… – Порекомендуешь, если что? – неудачно пошутил Ковач. Дэйв из вежливости улыбнулся…а потом Лука, неожиданно для самого себя, рассказал ему всю историю с неудачливым студентом, которому не посчастливилось нарваться на нетрезвого и не выспавшегося доктора Ковача. Слушать Малуччи тоже умел. Он не перебивал, в нужных местах кивал, иногда чуть отводил взгляд влево, видимо, что-то прикидывая и представляя, а когда Лука закончил и замолчал, не стал его жалеть. – Глупая история, - подтвердил он. – Не нужно было тебе выходить на работу. Лука одновременно почувствовал и облегчение, и раздражение. Он почти собрался сказать что-нибудь язвительное, но Дэйв махнул рукой, подзывая официанта, и Лука сдержался, а через пару минут, когда принесли новые напитки, раздражение уже забылось, и стало легче. – Так ты не знал, что это был я? – Дэйв заливисто рассмеялся и отпил из стакана; когда коктейли успели превратиться в обычные бокалы, Лука не заметил. – Я же предупредил Йоша, чтобы он не давал тебе лекарства… –У меня галоперидол лежал в кармане, - сам хихикая, сообщил Лука. – Тебе просто не повезло… а каково оно вообще – быть психом? – Сонно, - не задумываясь, ответил Дэйв и снова прыснул. – Ходил, как мокрая курица всю смену – вроде все и слышу, и понимаю, и помню тоже все. А стоит остановиться на минуту, в карточке что-то записать, и все – потом только сест-ры расталкивают. Под конец смены вообще вырубился – и какая-то зараза мне руку клеем намазала. Он уставился на смущенного Ковача с таким выражением лица, что было понятно – упомянутую «заразу» он знает в лицо. – Это меня Эбби подбила, - попытался оправдаться неудачливый шутник. Дэйв только рукой махнул: – Рассказывай. Я от Эбби-то и узнал… позже. «Милого Санту» они покинули глубоко за полночь, когда официантка недвусмысленно принесла счет в кожаном блокнотике. Счет они, кажется, поделили пополам, на улицу выбрались без особых проблем, - дождь к ночи прекратился. – Хороший вечер, Ковач, - Дэйв хлопнул того по плечу. На Малуччи и алкоголь действовал, казалось, слабее. – Ты на такси? – Ну не на машине же, - заметил Лука. На свежем воздухе голова стала казаться свежее – и в то же время впервые за весь день он порадовался, что на работу ему только послезавтра. – А ты? – Я пешком, - Дэйв поднял руку, и на этот раз Ковач хлопнул его по ладони без заминки – более того, ему начинал нравиться этот ритуал. – Спасибо, что пришел, Лука. Доброй ночи. Малуччи натянул на голову шапку, с силой потер лицо ладонями и отправился вниз по улице; почти по прямой, с завистью отметил Лука. Сам он сейчас отнюдь не был уверен, что сможет пройти так же ровно. Примерно через десяток шагов Дэйв обернулся, махнул рукой стоящему столбом на месте Луке и указал на огонек такси, видимо, сочтя это достаточным выполнением обещания позаботиться. Еще через десяток шагов темная фигура окончательно пропала из виду. Лука оглянулся на «Милого Санту», в котором уже погасили все огни. Посмотрел на пустую улицу, на которой скрылся неожиданный собутыльник. По примеру Малуччи сильно потер щеки руками – особого эффекта это не возымело – и обреченно махнул рукой подъезжающему такси. Вечер все-таки удался.
Мымра Офисная: Появление Дэйва Малуччи в форме парамедика заняло первое место в рейтинге слухов в приемном покое примерно на неделю, так что о случае с Лукой почти забыли. Во всех разговорах – в комнате отдыха, в курилке, в лифте, ежась от холода в ожидании машины – рано или поздно всплывало имя Дэйва. Говорили, что в процессе своих мытарств по больницам Чикаго и ЛА Малуччи угробил десяток больных, после чего, когда счет шел на второй десяток, был изгнан из интернатуры. Была и вторая версия беспрецедентного понижения в статусе – Халей выразила уверенность, что разбитной доктор просто-напросто подсел на наркотики, за что и был уволен. Говорили, что Керри лично звонила новому шефу станции парамедиков и предупреждала о том, что они взяли на работу ходячую бомбу. Говорили, что та же Керри имела долгий разговор с Робертом Романо, однако «Ракета» Романо остался хладнокровен и заметил только, что с приходом «Маталуччи» у приемного покоя должно убавиться работы, потому что минимум половину пациентов тот должен доканывать еще в машине. Говорили также, что Малуччи чуть не подрался в общем баре спасателей и пожарников с Сэнди Лопес; черноглазой пожарнице не понравились шутки, которые тот отпускал по поводу Керри Уивер. С новой работой у Малуччи в общем-то ладилось еще хуже, чем со ста-рой. Через месяц его невзлюбили почти все: врачи приемного явственно вздрагивали, когда видели, что Дэйв и Моралес закатывали в двери очередного больного. Дело было даже не в том, что Малуччи взял за правило указывать диагноз и возможное лечение при сдаче больного врачу; куда хуже было то, что он и диагноз, и лечение рассказывал в машине будущему пациенту. Когда Сьюзен попыталась предостеречь его от подобных высказываний, сославшись на врачебную этику, Дэйв ответил, что он, увы, не врач, и ничего про этику не знает. Тогда на каком основании мистер Малуччи позволяет себе ставить диагнозы и – более того – разглагольствовать вслух о лечении, да еще и при пациенте? Это просто личное мнение мистера Малуччи, вот и все; и надо же как-то отвлечь больного – не рассказывать же анекдоты страдающей от боли женщине? Тогда почему страдающая от боли женщина отказывается от предписанного доктором Льюис лечения на основании того, что ей наплел в машине симпатичный пара-медик?! Наверное, на основании здравого смысла, чего же еще? После разговора Сьюзен выкурила во дворе чуть ли не полпачки выпрошенных у Эбби сигарет, запила это двумя стаканами холодного кофе и отправилась к Моралесу. Моралес тоже в последние две недели порастратил свой оптимизм и чувство юмора – о своем напарнике он старался лишний раз не упоминать, шутки, что он прибьет его в самые короткие сроки, тоже прекратились. Со Сьюзен он разговаривал вежливо, но сухо, и пообещал поговорить с мистером Малуччи, не ручаясь, впрочем, за результат… То, что можно было с натяжкой назвать результатом, продолжалось с неделю, потом Дэйв снова сцепился – на этот раз с Картером. Керри Уивер он не замечал вообще – их смены практически не пересекались, и оставалось только гадать, было ли это простым совпадением, а если нет, то кто именно из враждующих сторон позаботился о таком графике. В любом случае, если Керри была в приемном, можно было держать пари, что за весь день Моралес и Малуччи никого не привезут. Общий язык новоявленному парамедику, как ни странно, удалось найти с Праттом – они вели себя друг с другом на удивление спокойно, будто соблюдая нейтралитет, Ковачу казалось даже, что самолюбивый и вспыльчивый Пратт в чем-то прислушивается к словам Дэйва, – и с сестрами, которые были с Дэйвом неизменно приветливы. Опять же, интуиция подсказывала Луке, что дело было не в замечательных личностных и профессиональных качествах Малуччи, которого в бытность доктором ковен сестер в грош не ставил, – просто сестры по привычке стали на сторону, сумевшую прищемить врачам хвост. Самому Луке в открытые конфликты с Дэйвом вступать не приходилось – хотя несколько раз он с трудом сдерживал раздражение от самоуверенности бывшего коллеги, можно было сказать, что тот не старался нарочно насыпать Ковачу соли на хвост, в отличие от того же Картера. Да и трудно скандалить с тем, с кем сидел вместе в баре и спьяну откровенничал – поэтому доктор Ковач терпел и молчал, на удивление остальным. Благо еще, по какой-то причине Дэйв ни разу никак не выделил его из остальных врачей, ограничиваясь обычным «Привет» и не предлагая руки, и, судя по тому, что в слухах, окружающих имя Малуччи, на разу не всплыл доктор Ковач, об их посиделках в «Санте» Дэйв особо не распространялся. Но сдержанность Луки и стала причиной тому, что когда пришло время ежегодных выездов, именно его Романо поставил в седьмую бригаду Моралес – Малуччи.
Мымра Офисная: -Решил покататься с нами? – Дэйв лукаво подмигнул Ковачу – хорошо хоть, не попытался по своему обыкновению поздороваться за руку. – Значит, у нас нынче легкий день! -Не сглазь, - пробормотал Моралес с переднего сиденья. – Лучше проверь укладку. Вы с нами на весь день, доктор Ковач? -Да, - Лука кивнул и торжественно поднял правую руку: – Обещаю не вмешиваться лишний раз. -Тут и без вас есть кому вмешиваться, - посетовал Моралес; развить мысль ему помешала захрипевшая рация. – Седьмая слушает. Да… Он нажал кнопку отбоя и повернулся назад: -Первый вызов. Температура у пожилой леди. Поехали… День катился как по маслу. Две температуры, один перелом, один ребе-нок, неудачно покатавшийся на коньках… Следуя своему обещанию, Лука почти не вмешивался в общем-то слаженную работу седьмой бригады – да и врачу тут пока делать было особо нечего - и только наблюдал. А посмотреть было на что – теперь он понимал, почему несмотря на все жалобы врачей, которые перепадали Моралесу из-за Малуччи, тот не отказывался от неугомонного напарника: работу свою тот выполнял безукоризненно и к каждому находил свой подход. С пожилой леди он был вежлив и шутил на грани допустимого, так, что на старческих щеках той то и дело проглядывал кокетливый румянец. Перепуганный и чуть не плачущий злополучный конькобежец удивительным образом успокоился, пока Дэйв накладывал шину и измерял температуру, не замолкая ни на минуту – он вообще редко закрывал рот… - Можешь кричать, если очень хочется, - Малуччи подмигнул бледному, как мел, пареньку, затягивая ремни на шине. – Я тоже ломал как-то ногу, знаешь ли… Круче этого ничего нет. - Это что, перелом?! – парнишка широко раскрыл глаза. Дэйв еще раз подмигнул: -Может, да, а может, и нет. Рентген покажет. -Лучше бы перелом, - пробормотал мальчик себе под нос. Малуччи нацепил на него кислородную маску и широко усмехнулся: -Надоели коньки? -Ужас что такое, - пожаловался тот из-под маски. – Как на них вообще можно стоять… -А что ты любишь? – спросил Лука, чтобы не сидеть молча как сыч. Мальчик шмыгнул носом и признался: -Велосипед люблю. Футбол люблю… -Велосипед это здорово, - согласился Лука, краем глаза отметив засиявшего Дейва. – А зачем тогда на коньки залез? Парнишка заерзал на носилках, обеими руками ухватившись за маску и наконец неохотно выдавил: -Я проспорил… -Ну, гипс тебе в любом случае будет обеспечен, - уверил его Малуччи, опередив раскрывшего рот Ковача, только собравшегося заметить, что спорить глупо, тем более на то, чего ты делать не умеешь. – А как снимут, лед уже растает. Успокоенный мальчишка засопел в маску, - облегчение было таким сильным, что, наверное, он и о боли позабыл. А Дэйв, напоследок еще раз лука-во моргнул пареньку и, устроившись рядом с Ковачем, громким шепотом попросил: -Ты уж попроси, чтобы в травме ему гипс наложили, ладно? Там все равно или трещина, или связки надорваны… -Откуда такая отзывчивость? – проворчал Лука, которому не слишком улыбалось вмешиваться в дела приемного – еще скажут, от Дэйва заразился… -Да ниоткуда, - немного удивленно заметил Дэйв. Моралес с водительского места громко хмыкнул и, не оборачиваясь, вставил: -Ниоткуда, как же… Он сам из споров не вылазит. -Я же выигрываю, - оскорбленно заметил Дэйв; Моралес снова оскорбительно фыркнул: -А кто мне рассказывал, что полгода ходил блондином, потому что решил, что муссон – это напиток? Лука прикусил губу, чтобы не захохотать во весь голос и возблагодарил болтливость Малуччи, не давшую ему пятнадцать минут назад вставить сентенцию о том, что спорят всегда дурак с подлецом. Проблемы возникли со вторым переломом – и тут-то Ковач понял, отчего приемный покой передергивало от одного вида бывшего врача. Из-за чего случился спор, Лука так толком и не понял – вроде бы во время осмотра сложного открытого перелома Дэйв возразил ему в назначении дозы обезболивания, предложив дать больше, чем велел Ковач. Лука настоял; стонущий от боли пациент возмутился, заявив, что ему невыносимо больно. Моралес взялся делать инъекцию сам, не слишком вежливо оттеснив раздраженного напарника в сторону, и ситуация вроде бы была спасена, но Лука не собирался оставлять все как было. - Сдашь больного сам? – обратился он к Моралесу, едва машина притормозила в дворике больницы Мерси. – Если понадобится, я подойду. Моралес бросил быстрый взгляд на хмурого Дэйва, что-то разбирающего в сумке, на подуспокоившегося пациента, на Луку – тот надеялся, что тоже выглядит спокойным… -Окей, - он захлопнул дверцу и заторопился навстречу уже выскочившим из здания врачам. – Дэйв, помоги выкатить, а дальше я сам. Они проводили глазами носилки, и Лука повернулся к Дэйву, уже вытащившему из кармана сигареты. -Будешь читать мораль? – как ни в чем ни бывало поинтересовался тот; его раздражение выдавали только злые искорки в глазах. – Но я-то был прав. На его вес то, что ты назначил, курам на смех… -Да какая разница, прав ты или нет, - перебил его Лука. – На тебя все постоянно жалуются, потому что ты не можешь назначать лечение! Права не имеешь, понимаешь? -Ты так и скажи прямо, что я не врач, - снисходительно уронил Дэйв, со-всем уж нехорошо прищурившийся. Чтобы не наговорить лишнего, Лука отвернулся к навязчиво-яркому боку машины и выдержал паузу. В конце концов, это всего один день. Ему не работать вместе с самоуверенным выскочкой изо дня в день, а еще пару часов он все же выдержит: -Малуччи… Дэйв, ты бы дал кому-то вмешиваться в твою работу? Если бы при пациенте тебе сказали, что ты не прав? Дэйв не ответил, – тоже отвернувшись, он быстро и неглубоко затягивался и на Ковача не смотрел. Лука тяжело вздохнул. Нарываться на скандал посреди смены ему совершенно не хотелось, к тому же, насколько он помнил, в былые времена док-тор Малуччи готов был лечь костями, чтобы только не признать свою неправоту. Однако клиническим дураком он тоже не был, и учиться на ошибках умел. Оставалось надеяться, что до конца смены им ничего сложного не попадется, а потом Дэйв остынет и подумает. - Садись в машину, - сказал Ковач таким нейтральным тоном, на какой только был способен. – Моралес возвращается.
Мымра Офисная: Кто-то из них все же смену сглазил – то ли Дэйв, в самом начале вслух понадеявшийся на легкий день, то ли Ковач, подумавший, что ничего сложного уже не будет… После злополучного перелома им дали вернуться на станцию. Лука на-скоро перекусил и примостился на диване у телевизора, отговорившись от партии в покер. Краем глаза он заметил, что Дэйв, непривычно молчаливый всю дорогу до станции, играть в карты тоже не сел, а ушел во двор со стаканом кофе и куревом. Вот и конец перемирию, равнодушно подумалось Луке. Теперь, надо ожидать, даже если Дэйв сделает выводы из слов Луки, доктора Ковача ждет то же самое, что и Картера со Сьюзен… Все равно о сказанном он не жалел: Ковач не числил себя в особо дисциплинированных врачах, но все же Малуччи следовало кому-то поставить на место. -Седьмая слушает, - от голоса Моралеса Лука, чуть не задремавший пе-ред экраном, встрепенулся. – Да…да… Дверь уже открывают? Ладно, выезжаем. Он отключился и махнул Ковачу рукой. -На выезд! А где Малуччи? -Курит во дворе, - отозвался Лука, натягивая куртку. – А что у нас? -Да Бог его знает, - Моралес подхватил сумку и пожаловался: - Вечно я за ним ее таскаю... Вроде соседи слышали ругань, а теперь на звонки никто не отвечает, дверь не открывают, а там плачет ребенок. -Так это к полиции больше? – удивился Лука - Или к соцслужбе? -На такие случаи всех сгоняют, - пояснил Моралес. – Проверить, что с ребенком, да и мало ли… - У выхода он притормозил и, не оборачиваясь, заметил: - Он вообще-то толковый парень, только упрямый, как черт. - Тебе, наверное, медаль пора давать за то, что ты с ним изо дня в день ездишь…– неловко пошутил Лука. Не то, чтобы он ожидал от Моралеса поддержки в противостоянии с его напарником, но все же… -Да нет, просто… - Моралес замялся, будто подбирая слова. – Не такой уж он и плохой. Я знаю, на него в Окружной здоровущий зуб отрастили… Но он и вправду свое дело знает. -Это уж точно, - не сдержался Лука, но добавлять, что «свое дело» Дэйв понимает исключительно как право совать нос не в свое дело, не стал; Моралес пожал плечами и толкнул дверь, крикнув примостившейся на парапете фигуре: -Дэйв, нам на выезд! Полиция еще не доехала. В тесном коридорчике, пропитанном обычны-ми для таких домов запахами горячего масла, кошек и средства для мытья полов с яблочной отдушкой топталась немолодая женщина с кожаным портфелем, хмурый темнокожий подросток и матрона в цветастом халате под курткой – видимо, его мать. -С утра тихо было, ну, Энди чуть-чуть орал, как обычно, - матрона оглянулась на закрытую дверь, из-за которой и сейчас раздавался возмущенный плач. Лука подумал, что с такими интонациями дети ревут тогда, когда к ним уже давно никто не подходил – от голода, дискомфорта от промокших подгузников и обиды… – Потом я в магазин вышла, вернулась через полчаса, а Джозеф говорит, что вроде как что-то там упало. Да, Джозеф? Подросток недовольно передернул плечами. Видно было, что ему наплевать и на орущего Энди, и на матушку, и на троих парамедиков – единственный интерес для него, похоже, представляли звуки в наушнике. Из левого уха наушник он вытащил – очевидно, из вежливости. -Когда ты что-то слышал, ты был в наушниках? – Моралес прижался ухом к двери и поморщился: с легкими у младенца явно было все в порядке. -Ну да, - буркнул парень, снова дернув плечом. – Уроки делал. Значит, в соседней комнате не просто что-то упало, - там наверняка был невероятный шум, раз неразговорчивый Джозеф услышал это даже сквозь заткнутые уши… -Кто живет в квартире? – вставила женщина с портфелем – миссис Сандерс вроде как, представитель соцслужбы. -Меган с Чарли, и Энди вот родился, уже с полгода как, - охотно ответила соседка и прибавила вполголоса. – Как родился, наша спокойная жизнь и кончилась… -Ключи от квартиры у кого-то есть? – внезапно спросил молчавший до сих пор Дэйв. Лука заметил, что он тоже подобрался ближе к дверям, только прижимался он к ним не ухом, как Моралес, а как будто бы носом. -Не знаю…- матрона впервые за весь разговор выглядела растерянной. – Ну, у Меган есть, у Чарли… А что этот парень там делает? Ты что, ковыряешь дверь, мистер?! -У мистера Дугласа наверняка есть, - хрипло вставил Джозеф. – У него все ключи висят на связке, я видел… -Вот и чудненько, - Малуччи, не обративший на возмущение мамаши Джо никакого внимания, оторвался от двери и оглянулся на подростка: - Джозеф, так? Дуй-ка ты за мистером Дугласом, и быстро! Лука, глянь туда. Ковач, так и не сказав вертевшиеся на языке слова о том, что полиция уже едет и вряд ли похвалит их за вторжение, проводил глазами не посмевшего спорить Джозефа, присел на корточки рядом с Малуччи и прижался лицом к холодному покрытию из дерматина. Каким образом Дэйв нашел и расширил эту щель, было загадкой, и, наверное, оттуда в квартиру Меган должно было чертовски дуть. Только вряд ли Меган это сейчас сильно беспокоило. Через узкую щель четко была видна голая женская нога в цветастом толстом носке, которая ни разу не пошевелилась все время, пока Лука безуспешно крутился на коленях, пытаясь поймать более широкий угол обзора. -Женщина, белая, не двигается, - сообщил он, не оборачиваясь, и позвал в щель. – Мэм? Мэм?! -Если она на вопли собственного ребенка не реагирует, на твои и подавно, - сообщил за спиной Малуччи. – Это вы мистер Дуглас? -Дэйв, полиция уже едет, - возразил сзади Моралес. – Мы не имеем права открывать двери… -Мы - нет, а он – да, - Малуччи махнул в сторону дерматиновой двери. – Там плачет полугодовалый ребенок, уже часа два, и лежит без движения его мать. Вы же откроете нам, мистер Дуглас? -Что-то с Меган случилось?! – на помощь Дэйву пришла негритянка, воинственно уперев руки в боки. – Меган умерла?! -Тихо, тихо, мэм, мы не знаем, - Моралес, приняв решение, повернулся к одышливому флегматичному мистеру Дугласу, от которого явственно попахивало перегаром, и махнул рукой: - Открывайте! Четыре минуты, которые понадобились управляющему, чтобы подыскать нужный ключ из массивной связки и совладать с заевшим замком, показались Ковачу вечностью. Ребенок не переставал плакать, внезапно проникшаяся ситуацией соседка вполголоса причитала, Джозеф откровенно скучал, миссис Сандерс кому-то звонила – очевидно, поторопить полицию… Лука же прикидывал, что могло случиться с матерью Энди – «молодой» сердечный приступ? Отошедший тромб? Слишком много выпивки? Черепно-мозговая? Отравление? … -Готово, - мистер Дуглас удовлетворенно фыркнул и толкнул дверь. – Господи Боже мой! -Пресвятая Матерь Мария! – ахнула из-за спины соседка. – Джо! Джо, не смей смотреть…Отвернись, слышишь? От религиозных высказываний и поминания Господа всуе Лука удержался, но такого он не ожидал. Проделанная Дэйвом щель не показала кровавого ада, творившегося в комнате. Три тела на полу небольшой квартирки. Женщина, белая, чья нога и виднелась в щели, но развороченной грудной клетки и лужи крови рядом видно тогда не было. Мужчина, белый, сорока лет – огнестрельное ранение в голову, на ковре мозговое вещество. Мужчина, белый, тридцати лет – скорчившись сидит в углу и тихонько подвывает, травм не видно. И над всем этим из кроватки звенит пронзительный детский плач… -Дэйв, проверь ребенка, - скомандовал Лука, бросаясь к женщине и на ходу натягивая перчатки. – Моралес, живо вызывай подкрепление, и давай ко мне! TBC
Lubasha Visnjic: Настоящий слэш???Ниче себе.)) Сама написала?)))
Мымра Офисная: Lubasha Visnjic увы:) Если бы был кто-то, кто взялся писать его вместо меня - с удовольствием бы доверила. Потому что мне подумать страшно, сколько я буду его дописывать... эххх...пока сам не напишешь чего нравится, взять негде:(
Машуля: Мымра Офисная пишет: эххх...пока сам не напишешь чего нравится, взять негде:( Я тоже так думала, поэтому писала сама, но недавно мне прислали ОФИГЕННЫЙ фик на мою (тоже не существующую) любимую пару по СП)) Так что может и про Луку с Малуччи еще кто-нибудь когда-нибудь напишет? А вообще!!! Я в шоке! Настоящий мужской слэш! Женский я, понятное дело, читала, а вот о мужском приходилось только мечтать)) Спасибо, что начала выкладывать! И обязательно допиши! Думаю, найдется много читателей, кому эта тема и пара покажутся интересными!
Мымра Офисная: Машуля спасибо за теплые слова Машуля пишет: Так что может и про Луку с Малуччи еще кто-нибудь когда-нибудь напишет? так пишут, но в основном на английском... Машуля пишет: А вообще!!! Я в шоке! Настоящий мужской слэш! дык..это...его вообще очень много, не конкретно в СП, а вообще...
Машуля: Мымра Офисная пишет: дык..это...его вообще очень много, не конкретно в СП, а вообще... Ну так в этом (хотя не только в этом ) его ценность))
Lubasha Visnjic: Да уж и пишут только женщины
полная версия страницы